Гитлер против Сталина

Рискнул только один человек — немецкий посол в Советском Союзе граф Фридрих Вернер фон дер Шуленбург. Вся его дипломатическая карьера была связана с нашей страной. Он начинал свою службу, когда еще существовала Российская империя.

Шуленбурга считали хорошим профессионалом и весьма обаятельным

человеком. «Граф Шуленбург, — как выразился один из его подчиненных, — имел репутацию дипломата, у которого были только друзья и не было врагов». Посол считал войну с Россией гибельной для Германии. Такого же мнения придерживались его ближайшие сотрудники.

   – Если в слухах о войне есть доля истины, — сказал советник посольства Густав Хильгер исполнявшему обязанности военного атташе полковнику Хансу Кребсу, — тогда ваша обязанность — объяснить Гитлеру, что война против Советского Союза приведет к крушению Германии. Вам известна мощь Красной армии, стойкость русского народа, безграничные просторы страны и неистощимые резервы.

   – Я все это отлично понимаю, — ответил полковник Кребс, — но Гитлер нас, офицеров генерального штаба, больше не слушает — после того, как мы отговаривали его от кампании против Франции и называли линию Мажино непреодолимой. Он одержал победу вопреки всему, и нам пришлось заткнуться, чтобы не потерять свои головы.

Шуленбург не терял надежды предотвратить войну. В апреле сорок первого посол вылетел в Германию, чтобы попасть на прием к Гитлеру. Предварительно он отправил в Берлин личное послание, в котором пытался в дипломатичной форме предупредить об опасности нападения на Россию. Когда его допустили к Гитлеру, письмо лежало на столе. Но фюрер ни словом не дал понять, читал ли он его. Посол воспринял это как сигнал — Гитлер с ним не согласен.

Шуленбурга не посвящали в тайны высшего руководства Германии, считая его слишком расположенным к России. Гитлер фактически уклонился от разговора со своим послом. Но прежде чем закончить беседу он вдруг произнес:

   – Да, вот еще что — я не собираюсь воевать с Россией!

30 апреля посол Шуленбург вернулся в Москву из Берлина. В аэропорту его встречал советник Хильгер.

Шуленбург отвел его в сторону и обреченно произнес:

   – Жребий брошен. Война с Россией — решенное дело!

   – Почему вы так считаете, — удивился Хильгер, — если сам Гитлер сказал, что воевать не собирается?

Посол пожал плечами:

   – Он мне просто соврал.

Но посол не оставлял надежды как–то воздействовать на Берлин. 2 мая Шуленбург телеграфировал в имперское министерство иностранных дел:

«Я и высшие сотрудники моего посольства постоянно боремся со слухами о неминуемом немецко–русском военном конфликте… Попытки опровергнуть эти слухи здесь, в Москве, остаются неэффективными, поскольку эти слухи беспрестанно поступают сюда из Германии — каждый прибывающий в Москву или проезжающий через Москву не только привозит эти слухи, но может даже подтвердить их ссылкой на факты».

Телеграмма осталась без ответа. Именно в тот день, 2 мая, командующий 4‑й танковой группой вермахта генерал–полковник Эрих Хёппнер, перед которым поставили задачу — взять Ленинград, подписал секретный приказ:

«Война против России является важнейшей частью борьбы за существование немецкого народа. Это — давняя борьба германцев против славян, защита европейской культуры от московскоазиатского нашествия… Эта борьба должна преследовать цель превратить в руины сегодняшнюю Россию, поэтому должна вестись с неслыханной жестокостью. Каждый бой должен быть организован и проводиться с железной волей, направленной на безжалостное и полное уничтожение противника».

А Шуленбургу пришла в голову новая мысль: если невозможно урезонить фюрера, то почему бы не устроить новые переговоры между Москвой и Берлином? Навязать их Гитлеру, заставить его заняться дипломатией и тем самым приостановить подготовку к войне?