Гитлер против Сталина

Министр Геббельс записал в дневнике: «Как хорошо обладать силой! Сталин явно не хочет знакомиться с германскими танками… Я провел весь день в лихорадочном ощущении счастья. Какое воскресение из долгой зимней ночи!»

17 апреля югославская армия капитулировала. Третий рейх находился в зените могущества. «Для немецкого солдата нет невозможного» — этими словами заканчивалась сводка вермахта, где подводились итоги боевых действий на Балканах и в Северной Африке.

«4 мая, в шесть вечера, — вспоминал адъютант Гитлера, — состоялось обычное после каждой успешной кампании выступление фюрера в рейхстаге. Подчеркнув мощь и выдающиеся успехи вермахта, Гитлер сказал: «Сорок первому году суждено войти в историю как году нашего величайшего триумфа».

Но Гитлер не сказал, что оккупация Югославии заставила его отложить нападение на Советский Союз на четыре недели. А это имело большое значение для нашей страны…

Как раз на следующий день в Москве Шуленбург объяснял Деканозову, в каком бешенстве пребывает Гитлер из–за истории с Югославией.

«Германия как великая держава, — говорил немецкий посол, — не могла терпеть действий югославского правительства, которое по прошествии всего лишь нескольких часов после подписания пакта с Германией посадило в тюрьму министров, подписавших этот пакт… У Гитлера остался неприятный осадок от действий советского правительства, заключившего договор с Югославией. У него создалось впечатление, что Советский Союз стремится препятствовать осуществлению Германией своих жизненных интересов».

Шуленбург предупредил советского посла, что не имеет указаний из Берлина и ведет эту беседу в частном порядке.

Но Деканозов просто не мог поверить, что немецкие дипломаты ведут эту беседу на свой страх и риск! И счел их слова попыткой спровоцировать советское правительство на какой–то опасный шаг. Тем не менее Деканозов доложил Молотову:

«По мнению Шуленбурга, слухи о предстоящей войне Советского Союза с Германией являются «взрывчатым веществом» и их надо пресечь, «сломать им острие»… Шуленбург несколько раз повторял мысль, что следует что–то предпринять, чтобы пресечь слухи…»

Вечером того же дня, 5 мая 1941 года, в Кремле состоялся традиционный прием для выпускников и преподавателей шестнадцати военных академий и девяти военных факультетов гражданских учебных заведений. На приеме выступил Сталин.

Речь не опубликовали. Иностранные дипломаты и журналисты, работавшие в Москве, пытались выяснить, что именно сказал вождь военным. Советская разведка организовала утечку информации, точнее дезинформации, специально для германского посольства. И посол Шуленбург сообщил в Берлин, что Сталин, сопоставив силы Красной армии и вермахта, «старался подготовить своих приверженцев к новому компромиссу с Германией».

В реальности речь носила прямо противоположный характер. Сталин пренебрежительно говорил о вермахте и превозносил успехи Красной армии. Многие историки даже увидели в словах призыв к превентивной войне против Германии. Но Сталин объяснил соратникам:

— Я сказал это, чтобы подбодрить присутствующих, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии, о чем трубят газеты всего мира.

Немецкие победы на Западе производили сильное впечатление. И Сталин успокаивал своих командиров. Заодно напомнил, что Германия — потенциальный противник. Это не означало, что война вот–вот начнется. Красная армия должна постепенно готовиться к тому, чтобы в какой–то момент перехватить у Гитлера военную инициативу.