Позже Гитлер будет сожалеть об утрате этих ранних эскизов: Они были драгоценным имуществом, интеллектуальной собственностью, я бы их никогда так просто не отдал, как раздавал картины… Если я сегодня в состоянии, не прилагая никаких усилий, набросать на бумаге здание театра в горизонтальном разрезе, то делаю это не по наитию. Это исключительно результат моих тогдашних занятий
[323]. Свидетели, познакомившиеся с Гитлером впоследствии, подтверждают основательность его знаний в архитектуре. Шпеер вспоминает, что Гитлер мог по памяти зарисовать в правильной пропорции Рингштрассе и прилегающие районы, включая большие здания[324]. Гитлер рассказывал архитектору Герману Гислеру, что в юности он изучал также планы застройки Парижа при Жорже Эжене Османе и Мюнхена при короле Людвиге I[325]. И действительно, в 1940 году очевидцы с удивлением обнаружили, как хорошо он знает крупные парижские сооружения — прежде всего, здание Парижской оперы[326]. Сильное влияние Вены можно заметить и в высказывании 1942 года, когда Гитлер критиковал памятники Германии как не слишком удачные в художественном отношении: В большинстве своём это сильные мира сего верхом на коне, в шлеме с ниспадающим султаном. Четыре из шести памятников, удостоившихся его похвалы, находятся в Вене. Это готическое надгробие на могиле императора Фридриха III в соборе Святого Стефана, конная статуя Иосифа II в стиле классицизма на площади Йозефсплац и два памятника, входящие в архитектурный комплекс Площади героев: установленная в 1888 году между двумя придворными музеями скульптурная группа вокруг памятника Марии Терезии и конная статуя принца Евгения Савойского работы Антона Фернкорна[327].Кубичек не понимал, почему его друг не пытался «применить свои знания на практике или хотя бы принять участие в семинарах по архитектурной графике. Он вовсе не стремился сойтись с людьми, разделяющими его профессиональные увлечения, и поговорить с ними об интересующих его проблемах»
[328]. Как-то друг озабоченно спросил, неужели тот и в самом деле хочет ограничить своё образование только книжными знаниями, но Гитлер ответил довольно резко: Тебе не обойтись без учителей, это ясно. А вот мне они не нужны. Он назвал друга интеллектуальным нахлебником и дармоедом за чужим столом[329]. Кубичек не пытался защищаться.К архитектуре, как и к музыке, Гитлер подходил крайне избирательно. Он не любил новый функциональный стиль и, по словам Кубичека, из всех современных построек признавал «соответствующей назначению»[330]
только городскую железную дорогу Отто Вагнера. Официальная Вена довольно долго оставалась верна стилю Рингштрассе: в 1909–1913 годах, например, построили военное министерство на Штубенринг. Однако новые архитекторы уже давно создавали проекты подчёркнуто простых зданий. Адольф Лоос уже выступил со своим знаменитым девизом «Орнамент — это преступление» и назвал архитектуру Рингштрассе «аморальной»: «Над венской архитектурой этой эпохи парил дух Потёмкина». Сознавая провокативный характер своих действий, Лоос в 1910 году построил напротив помпезного купола нового императорского дворца Хофбург на площади Михаэлерплатц, возведённого всего 17 годами раньше, в 1893-м, здание салона мужской моды. Возмущённые венцы говорили: «страшилище а не дом» и «дом без бровей». Действительно, фасад был абсолютно гладкий, а над окнами отсутствовали привычные украшения. Лоос очень обрадовался такой реакции, 11 декабря 1911 года он выступил перед многочисленными слушателями с докладом «Страшилище а не дом».Гитлер отреагировал на постройку скандально известного дома весьма своеобразно. Проживая в мужском общежитии, он сделал рисунок площади Михаэлерплатц, но так, будто дома Лооса не существует: скопировал историческое изображение XVIII века. (См. рисунок в Главе 6 «В мужском общежитии»).
Изобразительное искусство