Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов

«Невозможно с уверенностью сказать, способны ли национал-социалисты Гитлера сыграть в Германии роль, подобную фашистам в Италии. На территории Баварии, к югу от Дуная, успехи Гитлера несомненны. Национал-социалисты перетягивают к себе многих членов крайних социалистических партий. Есть основания считать, что не только в Мюнхене, но и по всей Германии многие, даже заводские рабочие, готовы примкнуть к национальному движению, если совсем не включать в политические планы идею монарха, на которую опирались все предыдущие национальные движения. Учитывая уже достигнутые результаты, маловероятно, что у партии будут финансовые трудности с распространением идеи национальной диктатуры. В сумме все эти факты, в сочетании с магнетизмом и ораторскими талантами лидера национал-социалистов, указывают на то, что движение немецких «fascisti» будет стремительно расти».

Уже после окончания Второй мировой войны Смит напишет автобиографию, «The Facts of Life» («События моей жизни»), которую попытается опубликовать, но не преуспеет. В этой рукописи он вспоминает о своей встрече с Гитлером в 1922 г. «По моему мюнхенскому дневнику видно, что на меня произвела огромное впечатление его личность: я предчувствовал, что он сыграет важную роль в германской политике, – писал он. – Но я и не представлял, что он станет править большей частью Европы».

* * *

17 ноября, когда Смит был еще в Мюнхене, прибыл Виганд, чтобы снова встретиться в Берлине с послом Хоутоном. Последний рассказал послу о своей встрече с Гитлером и о том, что лидер нацистов говорил о попытках «договориться» с Францией. Он предположил, что Гитлер может попробовать устроить государственный переворот и установить диктатуру.

Хоутон счел эти новости о Гитлере весьма «тревожными». Он решил написать лично государственному секретарю Чарльзу Эвансу Хьюзу и сделал это 21 ноября, не дожидаясь отчета Смита о встрече с Гитлером, которая происходила в тот же день. Хотя Хоутон ошибался, оценивая Гитлера как близкого к монархистам, но в остальном его письмо оказалось невероятно точным в оценке происходящего:

«Самые активные из монархистских группировок возглавляет молодой австриец по имени Гитлер. Под его началом, по приблизительны оценкам, есть около тридцати тысяч вооруженных людей. Благодаря своей яростной силе и фанатизму он стремительно превращается в лидера всего движения». Так писал Хоутон, упомянув, что отправил военного атташе для сбора дополнительной информации.

Ориентируясь на аналогичных итальянских деятелей, посол продолжил: «Фашистское движение уверенно распространяется по Германии…Оно предлагает методы и средства для консерваторов всех оттенков, которые теперь могут объединиться и отразить советскую агрессию… Они вполне могут привлечь в свои ряды большую часть населения».

Мерфи, действующий консул в Мюнхене, заметил и оценил опасность Гитлера гораздо позже. Он впоследствии признавал, что поначалу составил о нацистском лидере неверное представление, отчасти благодаря Паулю Дрею, немецкому сотруднику консульства, происходившему из хорошей еврейской семьи с давними баварскими корнями. Вдвоем они побывали на одном из ранних выступлений Гитлера, и по окончании Дрей раздраженно сказал Мерфи:

– Как этот австрийский выскочка вообще иметь наглость говорить, что нам, немцам, делать?

Послушав позже другие речи Гитлера, Мерфи спросил Дрея:

– Как ты думаешь, многого добьются эти агитаторы?

– Нет, конечно, – ответил Дрей. – Немцы слишком умны, чтобы повестись на такого прохиндея.

Этот немецкий сотрудник был очень старомоден – и реагировал на нацистов весьма старомодно. Однажды они с Мерфи заглянули в ателье заказать костюм, и портной повел себя откровенно грубо. Мерфи сообразил, в чем дело, и спросил портного, не принадлежит ли тот к партии нацистов.

– Да, я сторонник герра Гитлера, – ответил тот с гордостью.

Выйдя из ателье, Дрей спросил Мерфи, видел ли тот, как Дрей выказал свое пренебрежение члену нацистской партии. Тот признал, что не видел.

– Я не коснулся своей шляпы, когда мы уходили! – сказал Дрей так, словно этим не сделанным жестом сокрушил оппонента.