Ганфштенгль родился в Баварии, в 1887 г. Он был, по его собственным словам, «наполовину американцем»: отец его был из Германии, мать – из Америки, из весьма выдающихся семей. С детства у него было прозвище Путци, что означало по-баварски «малыш». Он с гордостью описывал свою семью: «Ганфштенгли были людьми значительными. Уже три поколения они служили советниками при Саксен-Кобург-Готской династии, прославившись как знатоки искусств и меценаты». Дед Путци был знаменит своими художественными репродукциями и ранним освоением техники фотографии. Бизнес его отца был связан с изобразительным искусством, он ширился, открывая галереи в Лондоне и Нью-Йорке. Мать Путци, Кэтрин, в девичестве носившая фамилию Седжвик, происходила из весьма примечательной семьи из Новой Англии. Её дядей по матери был генерал Джон Седжвик, герой Гражданской войны. Её отца звали Уильям Гейне, он учился на архитектора и бежал из Дрездена после революции 1848 г., впоследствии работал художником по декорациям в парижской Гранд-опера, а потом эмигрировал в Соединенные Штаты. Там он присоединился к команде адмирала Перри в качестве официального иллюстратора во время путешествия последнего в Японию. В Гражданскую войну он также стал в конце концов генералом и был одним из тех, кто нес гроб на похоронах Авраама Линкольна. После этого нет причин удивляться, что Путци в 1905-м отправился учиться в Гарвард, как для того, чтобы больше узнать о своем американском наследии, так и для того, чтобы заняться семейной арт-галереей на Пятой авеню в Нью-Йорке. Вспоминая о тех днях в Гарварде, Путци любил упомянуть, как он был там значим и какие у него были связи. «Мне неловко говорить об этом, но я был очень популярен в классе», – охотно рассказывал он. Ганфштенгль был исключительно тщеславен, но совершенно не заблуждался: он мог хоть исполнять Вагнера, хоть бацать на пианино марши для футбольной команды – и все равно привлекал всеобщее внимание в Гарварде, заводя знакомства среди таких людей, как Т. С. Элиот, Уолтер Липпман, Роберт Бенчли и Джон Рид. Но настоящий успех принесли ему поступки, совершенные за пределами университетского кампуса. Однажды холодным весенним утром 1906 г. Путци ждал у реки Чарльз тренировки по гребле. Как он вспоминал, «один очень криворукий гребец не справился со стремительным течением и перевернулся». Путци не задумываясь схватил лодку и поплыл к барахтающемуся человеку. Прямо в одежде он бросился в воду и сумел подтолкнуть тонущего к лодке. На следующий день в
После Гарварда Ганфштенгль вернулся в Германию и год прослужил в Баварской лейб-гвардии, где в основном стоял на посту, охраняя дворец и чувствуя себя попавшим в совершенно другую эпоху. Потом он еще год учился в Гренобле, Вене и Риме, а потом вернулся в США и снова занялся принадлежавшей его семье галереей на Пятой авеню. Он часто обедал в Гарвардском клубе, где встречался с еще одним Рузвельтом – Франклином, который в то время был молодым сенатором в Нью-Йорке. Он также снова вышел на связь с Теодором Рузвельтом-старшим. Бывший президент сказал, что военная служба наверняка пошла ему на пользу.
– Я видел вашу армию в Доберице, когда был гостем у Кайзера. Хорошая дисциплина всегда идет на пользу, – сказал он. – Пока нация держится на подобном уровне, она не может ослабнуть.
Позже в своей беседе они перешли на искусство и политику.
– Ганфштенгль, ваша работа состоит в том, чтобы выбирать лучшие картины, но помните, что в политике выбирать приходится меньшее зло, – так сказал бывший президент.
Путци без всякой иронии позже отмечал, что эта фраза «запала ему в душу». Впоследствии Путци активно помогал Гитлеру прийти к власти.
Во время Первой мировой войны Ганфштенгль почувствовал, что такое зов родины. Еще до того, как США вступили в войну, он попытался помочь людям с немецких кораблей, заблокированных в Нью-Йорке, приглашая их оркестры выступать в свою галерею. Когда США стали участником войны, Путци пришлось найти юриста, бывшего сенатора Элиху Рута, который был государственным секретарем при Теодоре Рузвельте, и в конце концов под присягой пообещать, что не будет участвовать ни в каких антиамериканских действиях. Это позволило ему избежать интернирования.