Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов

Однако как только загремели приветственные аплодисменты, Гитлер выпрямился и прошел мимо столика для прессы «быстрым, четким шагом – настоящий солдат в гражданском», отметил Путци, который в этот момент сидел всего в восьми футах от платформы, занятой теперь Гитлером. Поскольку Гитлер как раз недавно побывал в тюрьме за подстрекательство к мятежу и прекрасно знал, что в толпе есть агенты полиции, слова он выбирал очень продуманно. Но, как описывал Путци, атмосфера «прямо-таки искрила», а оратор оказался мастером «намеков и иронии». Вспоминая об этом первом услышанном выступлении Гитлера, Путци отмечал: «В те первые годы он был непревзойденным мастером голоса, формулировки, эффектности. А этот вечер был одним из лучших».

Начав речь почти в легком разговорном тоне, Гитлер стал подогревать тему и говорить все более резкие вещи. Он говорил, что евреи наживаются на бедствиях окружающих, – как отметил Ганфштенгль, «такое обвинение легко было подтвердить». Он гневно отзывался о коммунистах и социалистах, обвиняя их в подрыве немецких традиций. И он предупреждал, что враги народа должны быть уничтожены.

Путци видел, что аудитории такая речь очень нравится, «особенно дамам». Когда Гитлер говорил о повседневной жизни, Путци следил за молодой женщиной, безотрывно глядевшей на оратора. «Словно зачарованная, в экстазе и вовлеченности, она будто была уже не собой, полностью попав под очарование деспотичной веры Гитлера в великое будущее Германии». Когда Гитлер оторвался от своей кружки пива, толпа взорвалась аплодисментами: было видно, что он привел её в восторг.

«Я был безмерно потрясен». Путци позже признавал, что он сразу стал прикидывать, как бы помочь и что посоветовать этому великолепному оратору, который явно «пойдет далеко». Оценив окружение Гитлера, Путци не увидел никого, кто мог бы «дать ему представление о мире за пределами страны, которого тот явно не знал, – и в чем я мог бы ему помочь». В частности, он обратил внимание, что Гитлер не представляет, сколь важным было вступление Америки в Первую мировую войну и как важна для европейцев растущая сила США. Как «наполовину американец», он увидел в этом свою миссию.

Путци пробрался к платформе, на которой стоял Гитлер, взмокший, но торжествующий. Он представился и передал наилучшие пожелания от Смита.

– О, вы друг того капитана, который звонил этим утром, – отозвался Гитлер, вытирая платком лоб.

Путци выразил свое восхищение и добавил:

– Я согласен с 95 % того, что вы сказали, и хотел бы однажды побеседовать с вами об остальном.

В послевоенном интервью он упоминал, что 5 % относились к «евреям и всему такому», но он не хотел в тот момент задевать чувства Гитлера и говорить об этом.

– Конечно, побеседуем, – отозвался Гитлер. – Я уверен, что мы не будем особенно спорить о последних 5 %.

Путци пожал ему руку, чувствуя, что собеседник его «скромен и дружелюбен». Вернувшись домой, он долго не мог заснуть, думая об услышанном в этот вечер и обо всем, что это означало. Он видел в Гитлере человека из народа, способного привлечь обычных немцев программой, отличной от коммунистической. А вот окружение Гитлера ему не слишком понравилось, особенно «сомнительные типы» вроде партийного идеолога Альфреда Розенберга – это был «болезненный и неопрятный человек, похожий на еврея в самом плохом смысле слова».

Тем не менее Путци утешил себя, вспомнив Ницше: «Первые участники движения – еще не свидетельство против него».

Жена Путци, Элен (в Германии её чаще называли Хелен), сыграла уникальную роль в истории прихода нацистов к власти. В разрозненных, не опубликованных заметках о своем общении с лидером нацистов она писала, что муж вернулся в тот вечер полный энтузиазма и говорил об «очень убежденном и убедительном молодом человеке». Хотя Путци и утверждает, что вторая встреча с Гитлером произвела на него «гораздо меньшее впечатление», он быстро связал свою жизнь с агитатором, который, по его мнению, мог добиться многого. Путци стал его пропагандистом и советником по общению с прессой, но поначалу его участие было социальным не в меньшей степени, чем политическим. И это было связано с явной увлеченностью Гитлера Хелен – чему совершенно не мешал тот факт, что она была американкой.