Гюг-Волк

— След свеж, — сказал он после первого осмотра, — он проложен в эту ночь. Это странно, Фриц, во время последнего припадка графа старуха бродила вокруг Нидека.

Он пристально оглядел след.

— Она прошла между тремя-четырьмя часами утра.

— Почем ты знаешь?

— След ясен; вокруг лежит град. Вчера ночью, около полуночи я вышел, чтобы запереть двери; шел град; на следе его нет; значит, он проложен позже.

— Это верно, Спервер; но ведь он мог быть проложен и гораздо позже, например, в восемь или девять часов.

— Нет; взгляни, след затянут льдом. Заморозки бывают только ранним утром. Старуха прошла после града, до гололедицы, между тремя и четырьмя часами.

Проницательность Спервера поразила меня.

Он встал, похлопывая рука об руку, чтобы отряхнуть снег и, смотря на меня задумчивым взглядом, проговорил как бы сам себе:

— Ну, самое позднее, пять часов. Ведь уже полдень, не правда ли, Фриц?

— Без четверти двенадцать.

— Хорошо! Старуха обогнала нас на семь часов. Нам придется идти шаг за шагом по всему ее пути. На лошади мы можем проехать в один час то пространство, которое она прошла в два; предположим, что она продолжает идти — часов в семь или в восемь вечера мы догоним ее. В дорогу, Фриц, в дорогу!

Мы снова поскакали по следам, которые вели нас прямо к горе.

Галопируя, Спервер продолжал разговаривать.

— Если бы, к счастью, эта проклятая «Чума» зашла в какую-нибудь дыру или, вообще, отдохнула часок-другой, мы могли бы догнать ее до конца дня.

— Будем надеяться, Гедеон.

— Не рассчитывай, не рассчитывай. Старая Волчица идет все время; она неутомима; она заметает все дороги в Шварцвальде. Не нужно успокаивать себя химерами. Если она случайно останавливалась — тем лучше для нас; а если шла все время — не будем приходить в отчаяние. Ну, галопом! Гоп, гоп. Фокс!

Странное состояние человека, охотящегося за своим ближним, так как эта несчастная все же была одарена бессмертной душой, она чувствовала, думала, размышляла, как мы. Правда, извращенные инстинкты приближали ее, в некоторых отношениях, к волчице и тайна окружала ее. Бродячая жизнь, вероятно, притупила ее нравственное чувство и даже извратила человеческий характер, но, во всяком случае, ничто не давало нам права применить к ней деспотизм, проявляемый человеком относительно животных.

А между тем, дикий пыл увлекал нас при преследовании; я чувствовал, как кровь кипела у меня в жилах; я решился не отступать ни перед каким средством, чтобы только захватить это странное существо. Охота на волка, на кабана не могла бы возбудить меня в такой степени.

Снег летел за нами; по временам кусочки льда, отбиваемые подковами, словно резаком, свистели у нас в ушах.

Спервер с развевающимися рыжими усами скакал, то подымая голову, то устремляя свои серые глаза на след. Лиэверле подпрыгивал иногда до спины наших лошадей; я невольно вздрагивал при мысли о его встрече с «Чумой»: он мог растерзать ее в клочки, прежде чем она успела бы крикнуть.

Старуха заставляла нас ехать страшно скоро. На каждом холме она делала крюк, на каждом бугорке мы встречались с ложным следом.

— И здесь никого! — кричал Спервер. — Это видно издали; вот в лесу будет другое дело. Там надо держать глаза открытыми. Видишь, как она, проклятая, сбивает со следа… Вот она старалась замести свои шаги; а тут она спустилась к ручью и шла вдоль него по крессу до вереска. Не будь этих двух шагов, она совершенно сбила бы нас, с пути.

Мы доехали до опушки елового леса и Спервер сошел, чтобы лучше разглядеть следы, а мне велел остановиться с левой стороны.

Тут было много мест, покрытых сухими листьями и гибкими веточками ели, на которых не остается никакого отпечатка. Поэтому Спервер мог найти следы только на тех местах, где лежал снег.

Нам нужен был целый час, чтобы выйти из этого букета деревьев. Старый браконьер грыз с досады усы, а его большой нос образовывал полукруг. Как только я собирался сказать что-нибудь, он сразу останавливал меня.

— Не говори; это мешает мне.

Наконец, мы спустились по долине на левой стороне и Гедеон, указывая мне на следы Волчицы на косогоре, покрытом вереском, сказал:

— Это, старина, не ложный след; мы можем смело идти по нему.

— Почему?

— Потому, что у «Чумы» есть привычка, во всех ее контрмаршах, делать три шага в одну сторону, потом возвращаться на следы, сделать пять-шесть шагов в другую и быстро перепрыгнуть на прогалину. Но, когда она считает себя в безопасности, то уже не прибегает к этим уловкам… Вот, видишь, что я говорил тебе?.. Она лезет через кусты, словно кабан; теперь нетрудно будет выследить ее. Все равно, оставим ее теперь и зажжем трубки.

Мы остановились. Лицо Спервера оживилось; он с восторгом посмотрел на меня и сказал:

— Фриц, этот день может быть прекраснейшим днем моей жизни! Если нам удастся взять старуху, я привяжу ее, как узел с тряпками, к крупу Фокса. Одно только досадно мне!

— Что?

— Что я забыл взять рожок. Мне хотелось бы трубить при приближении к замку. Ха, ха, ха!

Он зажег трубку и мы отправились дальше.