Читаем Гюго полностью

Прислонившись к тонкой колонне — единственное укрытие, — Гюго следит за полетом пуль. Это королевские войска атакуют позиции повстанцев, но выбить их не удается. Отряд меняет фронт, пробует зайти с другой стороны. Направление стрельбы меняется. Можно оставить свое ненадежное убежище и попробовать пройти по городу.

Восстание началось 4 июня. В этот день парижане хоронили генерала Ламарка, одного из наполеоновских ветеранов, чрезвычайно популярного в массах. На похороны собрались несметные толпы: студенты всех факультетов, рабочие всех профессий, политические изгнанники всех национальностей, отставные военные с лавровыми ветвями в руках.

Достигнув. Аустерлицкого моста, процессия остановилась. Говор умолк. Все глаза устремились к генералу Лафайету, который прощался с Ламарком.

Вдруг в толпе появился всадник весь в черном, с высоко поднятым красным знаменем, на древке знамени красный фригийский колпак. Это был сигнал к восстанию. Раздались крики:

— Да здравствует свобода! Ламарка — в Пантеон! Лафайета — в Ратушу!

Молодежь впряглась в траурную колесницу Ламарка, в фиакр Лафайета и двинулась по намеченному толпой направлению.

Наперерез толпе пошли королевские драгуны. И тут началась буря.

Перебрасываясь из одного квартала в другой, восстание охватило весь город.

Клич «К оружию, граждане! Да здравствует республика!» несся по Парижу, воспламеняя его. Меньше чем за час выросли сотни баррикад. Повстанцы заняли Арсенал, мэрию, захватили Бастилию.

К вечеру треть города была в руках республиканцев.

Всю ночь звучал набат монастыря Сен-Мери. Там укрепились республиканские отряды.

Всю ночь продолжалась перестрелка. На другой день правительство двинуло против повстанцев линейные полки и тяжелую артиллерию.

«…я не думаю, чтобы при Фермопилах сражались более отважно, чем у входа в улочки Сен-Мери и Обри-де-Буше, где под конец горсточка людей — каких-нибудь шестьдесят республиканцев — защищалась против шестидесяти тысяч линейного войска и национальных гвардейцев, дважды заставляла их отступать, — писал Генрих Гейне об июньском восстании. — Старые солдаты Наполеона, знающие толк в военном деле… утверждают, что бой на улице Сен-Мартен принадлежит к числу величайших подвигов в новейшей истории. Республиканцы творили чудеса храбрости, и немногие, оставшиеся в живых, отнюдь не просили пощады…».

6 июня к вечеру восстание было подавлено.

На бирже ликовали.

«Только что перед тем пришло известие, что поражение „патриотов“ достоверный факт, и на всех лицах изображалось сладостнейшее удовлетворение; можно сказать, улыбалась вся биржа. Под пушечный гром фонды поднялись на 10 су», — писал Гейне.

Через тридцать лет в романе «Отверженные» Гюго воскресит дни июньского восстания. Он не был на баррикадах в 1832 году, но его герои будут сражаться за республику. Писатель слушает рассказы очевидцев, делает заметки и сам ходит по городу, стремясь все увидеть своими глазами.

* * *

В Париже усиленно наводят «спокойствие». Всюду войска. Город на осадном положении. Жители сидят в домах и остерегаются по вечерам высунуть нос на улицу.

Гюго снова принялся за работу над пьесой. Устами шута, существа изуродованного и затоптанного теми, кто считает своим законным правом надругательство над человеком, писатель бросит вызов произволу, насилию, тирании.

Когда желанье мстить откроет нам глазаИ сонные сердца любая малость ранит, —Кто хил — тот вырастет, кто низок — тот воспрянет!И ненависти, раб, не бойся и не прячь!Расти из кошки тигр! И из шута — палач!

Шут Трибуле решил убить короля, надругавшегося над его дочерью. Он попирает ногой мешок с трепещущим телом. Нож занесен. Нож вонзается в тело обидчика. Увы, он пронзает сердце жертвы. В мешке дочь Трибуле Бланш.

Закончив к концу июля пьесу «Король забавляется», Гюго не переводя дыхания берется за другую: «Ужин в Ферраре», или «Лукреция Борджа», и завершает ее столь же быстро. Пьеса «Король забавляется» сразу же принята к постановке театром «Комеди Франсэз». Репетиции начались той же осенью. Гюго в эти дни снова поглощен хлопотами переселения на новую квартиру в доме на Королевской площади. Здесь, по преданию, жила в XVII веке героиня его драмы прекрасная куртизанка Марион Делорм. Он был занят устройством кабинета, когда неожиданно явился посыльный от министра Публичных работ д'Аргу с приглашением явиться на прием.

Д'Аргу, хилый старичок с благожелательной миной, сразу же начал излагать свои опасения по поводу пьесы «Король забавляется».

— Говорят, в вашей пьесе, мосье Гюго, есть какие-то намеки на короля. Правда ли это?

— При всем желании невозможно обнаружить какое-либо сходство между Франциском Первым и Луи-Филиппом, — отвечал Гюго.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное