Гюнтер Грасс

Двадцать лет назад части Национальной народной армии ГДР по приказу проследовали по ней в Чехословакию вместе с другими армиями социалистических стран, а 50 лет назад, в 1938-м, в том же направлении двинулись части вермахта. «Повтор: двойная доза насилия». История, замечал автор, любит такие повторы. Хотя были и отличия — например, «леса еще стояли нетронутые». Насилие над людьми и насилие над природой сливаются у Грасса воедино, одно неотделимо от другого.

О романе в новеллах «Мое столетие» можно было бы написать по крайней мере еще столько же. Многое в этой замечательной книге достойно хотя бы краткого анализа или упоминания, например эпизоды, связанные с личной судьбой Грасса или с объединением Германии, которое вообще-то составляет едва ли не главную страницу в послевоенной истории этой страны после ее раскола, вызванного войной и фашизмом. Но где-то надо остановиться, что я и делаю в надежде на то, что те, кто еще не прочитал этот выдающийся роман, возьмут его в руки и внимательно, а также — надеюсь — с интересом и удовольствием прочитают.

Глава IX ДЕЛА ЛИЧНЫЕ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ. ВОСПОМИНАНИЯ

Начнем, пожалуй, с конца — с финальной новеллы романа «Мое столетие». Очень захотелось рассмотреть ее не в ряду других, а совершенно отдельно.

Потому что это самая необыкновенная, самая теплая и хватающая за сердце история. Она сугубо личная, но, как всегда у Грасса, в то же время общественная и историческая. Речь в ней идет о горячо любимой матушке писателя, у которой он, по многократным признаниям, до четырнадцати лет сидел на коленях. Но, будучи семейной и человечной, история эта, конечно же, абсолютно фантастическая. Дело в том, что Грасс венчает «свое столетие» тем, что оживляет умершую мать и уговаривает ее жить дальше. Она после некоторых сомнений соглашается.

Как упоминалось еще в «Луковице памяти», мать Грасса умерла рано: в 1952 году она заболела раком и через два года скончалась, не дожив до пятидесяти восьми лет. И вот, желая дать ей возможность — после тяжелого военного и послевоенного периода, когда ей с мужем и дочерью пришлось покинуть родной Данциг и в роли беженцев поселиться у зажиточного крестьянина на Рейне, пережить голод, холод и унижения («Убирайтесь откуда пришли!»), — наверстать упущенное и пожить нормальной жизнью, заботливый сын продлевает ее век. «Уговаривать он всегда умел», — любовно говорит старая женщина, разменявшая в итоге уже вторую сотню лет. А главное — умел он «врать как по писаному и давать прекрасные обещания».

Например, он еще в детстве утешал мать тем, что повезет ее в Италию, в чудесные края. («Ты знаешь край лимонных рощ в цвету, / Где пурпур королька прильнул к листу, / Где негой Юга дышит небосклон, / Где дремлет мирт, где лавр заворожен? / Ты там бывал? Туда, туда…» (перевод Б. Пастернака). Если кто помнит гётевскую «Песню Миньоны».

Но потом началась война, потом родителей изгнали из родных мест. И всё недосуг было молодому человеку отвезти матушку в Неаполь. Да и денег не было, и профессию он себе выбрал «малодоходную». Ну разве заработаешь трудом художника или сочинителя? Это теперь, во второй своей жизни, мать убедилась, что это возможно — сын ее стал таким знаменитым, и денежных проблем у него нет. Он поселил мать в замечательном Доме престарелых, где у нее отдельная квартирка. Он балует ее — «мамуля да мамуля», то и дело навещает ее со своими внуками, а ее правнуками, которые несколько смущают ее своими «скейтами» и невероятным шумом, но вообще-то, понятное дело, «очень милые дети».

Мать, после войны пережившая лишения, потом денежную реформу, а теперь ожидающая замены марки на евро, успевает вспомнить на нескольких страницах все главные вехи своей жизни и жизни сына. Как он любил рисовать и придумывать «небылицы», как у него был свой уголок в нише под окном, где он хранил книги, и пластилин, и ящик с красками. Как после прихода Гитлера к власти их, немецких жителей Данцига, «взяли снова в рейх», муж вступил в партию, а мальчик — в юнгфольк и носил красивую форму. А когда началась война, ее кашубского кузена, служившего на польской почте, сразу убили, а мальчика заставили надеть мундир. А когда им пришлось бежать, побросав и лавку колониальных товаров и все нажитое добро, спасти ей удалось только альбом с фотографиями и альбом с марками.

Позднее в очередной книжке воспоминаний уже дети будут просить отца рассказать, как он в детстве донимал свою мать «всяческими небылицами». Любовь к «небылицам», как мы знаем, сохранилась у него на всю жизнь. К тому же близкие высказывают предположение, что у него своего рода «материнский комплекс» и он в общем-то не сопротивляется такой характеристике и даже сам ее подтверждает. К тому же ему нравится, судя по всему, продлевать жизнь не только матери — в «Крысихе» выясняется, что бабушка Оскара Мацерата, героя «Жестяного барабана», и вовсе дожила до ста семи лет.