Гюстав Флобер

И снова поездки между Круассе и Парижем, потом счастливое пребывание в Этрета с матерью, поездка для сбора материалов в Вильнев-Сен-Жорж, «чтение социалистов» (Фурье, Сен-Симона), в результате которого он начинает ненавидеть этих людей («Какие деспоты и мужланы! От современного социализма несет надзирателем!»[380]). И 1 сентября 1864 года Флобер начинает писать свой роман. Заглавие не оставляет сомнений. Книга будет называться «Воспитание чувств», как и та, которую он написал девятнадцать лет назад. Однако сюжеты столь различны, что спутать их будет невозможно. Он рассказывает в письме к мадемуазель Леруайе де Шантепи: «Вот уже месяц как я впрягся в роман о современных нравах, действие которого будет происходить в Париже. Хочу написать историю души людей моего поколения; вернее сказать, „историю их чувств“. Эта книга о любви, о страсти, но о страсти такой, какою она может быть в наше время, то есть бездеятельной. Сюжет, который я задумал, по-моему, глубоко правдив, но именно поэтому, видимо, и малопривлекателен. Недостаточно событий, драмы; кроме того, действие охватывает слишком большой период времени. В общем, мне очень трудно и тревожно».[381] И г-же Роже де Женетт: «Вы думали когда-нибудь о том, как печально мое существование, о том, каких усилий стоит мне жизнь? День за днем проходит в полном одиночестве, общества у меня не больше, чем в глуши центральной Африки. Наконец вечером после долгих бесплодных усилий мне удается написать несколько строчек, которые на следующий день кажутся отвратительными. Может быть, я постарел? Может быть, выдохся? Наверное, это так. За полтора месяца я написал пятнадцать страниц – и притом не бог весть каких».[382]

Он с радостью оставляет напряженную, неблагодарную работу, чтобы вновь бежать в Париж и с головой окунуться в светскую жизнь. В ноябре первый раз в Компьен его приглашает император. Он не очень удобно чувствует себя в придворной одежде – коротких мужских штанах, чулках и открытых туфлях, – однако с благодарностью склоняется перед их величествами. Императрица принимает его любезно, он ослеплен роскошью салонов; комплименты каких-то значительных лиц кружат голову. Вернувшись на бульвар Тампль, он пишет Каролине: «Сейчас четыре часа пополудни, а я только проснулся; я был ослеплен великолепием двора…

Руанские буржуа были бы еще более изумлены, если бы знали о моих успехах в Компьене. Говорю без преувеличения. Словом, вместо того чтобы скучать, я развлекался. Но у этого есть и неприятная сторона: смена костюма и пунктуальность».[383]

По возвращении в Круассе он не забывает тем не менее встреч и пишет Жюлю Дюплану: «Прошу записать меня в Пале-Рояль на новый год к наследнику и наследнице. Спроси у госпожи Корню,[384] бывает ли нечто подобное в Тюильри. Если да, то это будет мое второе поручение».[385] Он рассказывает теперь о том, что нашел вкус в высшем обществе, Каролине, которой оказывает настойчивые знаки внимания префект Руана барон Леруа. Этот внимательный чиновник посылает ей нежные записочки, на своей скамеечке для молитв в церкви она находит фиалки. Флобер шутит над ее легкомыслием. «Сударыня любит свет, – пишет он ей из Парижа. – Сударыня знает, что она красива. Сударыне нравится, когда о ней говорят».[386] И несколько дней спустя ей же: «Тебе по-прежнему нравится посещать руанские салоны и г-на префекта в частности. Похоже, вышеупомянутый префект покорен тобой. Кажется, ты начинаешь немножко ронять достоинство, часто посещая моих гнусных соотечественников». Она посмеивается над его предостережениями и с удовольствием кокетничает с видным человеком. Ее интересует все, что касается парижского света. Она завидует дяде, который бывает у известных людей. Он охотно рассказывает, уступая ее настойчивой просьбе, о последнем бале, который дал наследник Жером: «Что меня особенно удивило, так это количество приемов: двадцать три один за другим, не считая маленьких гулянок. „Месье“[387] был удивлен количеству моих знакомых. Я говорил с двумястами… И что же я увидел среди этого „блистательного общества“? Руанские рожи… Я с ужасом отошел от этой группы и сел на ступеньки трона рядом с принцессой Примоли… Я с восхищением рассматривал на голове государыни „Регента“[388] (пятнадцать миллионов); это очень красиво». И далее: «Принцесса Клотильда, увидев меня под руку с госпожой Сандо, спросила свою кузину Матильду, не моя ли это жена; обе принцессы пошутили по этому поводу. Вот о чем мне хотелось с тобой посплетничать».[389]