Читаем Гладиатор полностью

Пугнакс посмотрел Вителлию прямо в глаза.

— В следующий раз, — прошипел он, — я отправлю тебя в царство Плутона. Можешь в этом не сомневаться.

После имени Пугнакса стоявший в дверях контролер поставил на своей восковой табличке букву V, означавшую vicit… победил. После имени Вителлия он вписал M, то есть missus… получил пощаду.

<p>ГЛАВА ПЯТАЯ</p>

Глашатаи под звук литавр оповещали город о новом эдикте императора.

«Я, Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик, напоминаю гражданам Рима о необходимости в преддверии ожидаемого богатого урожая винограда хорошо просмолить все винные бочки. Предлагаю также остерегаться укусов особо расплодившихся этим летом змей. Наилучшим средством при укусе змеи является сок тиса».

Римляне, выслушивая во всех общественных местах крики глашатаев, посмеивались втихомолку. Эдикты, всегда обладавшие при Августе большим политическим весом, при Клавдии стали такими простенькими и незначительными, что никому и в голову не приходило воспринимать их всерьез.

На площади перед городской резиденцией Мессалины какой-то молодой человек, поднявшись на выступ стены, передразнивал глашатаев: «Я, Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик, напоминаю гражданам Рима о том, что текущие из носа сопли лучше всего вытирать с помощью рукава!» Римляне хохотали и хлопали в ладоши.

— Богами клянусь, мерзко видеть, как эта чернь насмехается над императором. — Кальпурний, шедший рядом с Сульпицием Руфусом, покачал головой.

— Что в этом удивительного? — ответил празднично одетый Руфус. — При Калигуле подобные шуточки были бы просто немыслимы.

— Сегодня, — заметил начальник пожарной стражи, — гораздо опаснее насмехаться над кем-либо из императорских любимцев, всеми этими вольноотпущенниками, чем над самим императором. Шпионы Нарцисса шныряют повсюду…

Наставник гладиаторов раздраженно махнул рукой.

— Быть может, все решится само собой. Мессалина что-то имеет в виду, намереваясь сделать Силия своим мужем. Пусть он красив, как Аполлон, пусть даже многие считают его красивейшим из римлян, но Мессалина способна привязать к себе любого мужчину, не делая его своим мужем. Тем более сейчас, когда дело о ее разводе с Клавдием еще не доведено до конца. Я уверен, что она преследует какую-то вполне определенную цель.

— Не думаешь же ты, что Гай Силий собирается стать императором?

Руфус покачал головой.

— Нет. Просто я не могу представить, что такая женщина, как Мессалина, способна всерьез влюбиться в мужчину, отказаться от положения супруги императора и выйти замуж за бывшего консула.

— А где, собственно говоря, находится сейчас император?

— Вроде бы в Остии. Наблюдает там за строительством новой гавани.

— Меня мучают недобрые предчувствия, Руфус. Не кажется ли тебе, что нас могут опередить?

— Даже если так, мы, во всяком случае, стоим на правильной позиции.

— А если наш заговор потерпит неудачу?

Руфус пожал плечами, а затем рассмеялся.

— Сколько ожидается гостей?

— Мессалина будто бы пригласила только своих любовников. Не исключено, что как раз это причина того, что оба мы идем в одно и то же место.

Кальпурний и Руфус расхохотались.

Рабы на входе во дворец Мессалины приветствовали гостей, глубоко кланяясь и объявляя имя каждого из них. Стоял уже сентябрь. Как всегда во время праздников сбора винограда, стены атриума, в котором рабы подавали гостям сосуды для омовения рук и флаконы с благовониями, были украшены увитыми листвой темно-синими виноградными гроздьями. Наплыв гостей был немалым. Не один из них, дружелюбно кивая другому, думал: «Ну, ну, и этот, значит, тоже».

— Как ты полагаешь, — шепнул Руфусу Кальпурний, — сколько гостей собрала она сегодня?

— Сколько своих любовников, ты имеешь в виду?

Кальпурний с ухмылкой кивнул.

— Сто или двести, может быть, — ответил Руфус.

Вместе с толпой гостей они протиснулись в те самые покои, где Мессалина, возлежа на ложе, обычно принимала своих гостей. Сегодня среди них были исключительно мужчины. К Руфусу и Кальпурнию подошел их товарищ по заговору, сенатор Вергилиан.

— Здесь тесно, как на третьем ярусе театра, — заметил он. — Только и того, что можно двигаться с места на место.

— Как подумаешь, что каждый из присутствующих пользовался благосклонностью Мессалины… — задумчиво проговорил Кальпурний.

— А вы заглядывали уже во внутренний двор? — спросил Вергилиан. И, увидев, что собеседники отрицательно качают головой, добавил: — Вы непременно должны это увидеть!

Втроем они проложили себе дорогу во внутренний двор.

— Клянусь Амуром и Психеей!.. — вырвалось у Кальпурния, а Руфус просто разинул рот от изумления.

Сидевших, лежавших, стоявших и расхаживавших любовников Мессалины было здесь гораздо больше, чем внутри дворца. При этом зрелище даже у такого всякое повидавшего человека, как Сульпиций Руфус, вырвалось:

— Невероятно…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза