Гладиатор

– Понятия не имею.

– Подумай. Это же совсем просто.

– Нет, все равно не знаю.

– Это же твой член, когда ты видишь такую, как эта, женщину! – Нарцисс показал на пышнотелую римлянку, лежавшую на соседнем столе и тихо постанывавшую под руками массажиста, разминавшего ей промежность.

Кивком подозвав своего номенклатора, Нарцисс указал пальцем на обнаженную женщину. Раб склонился к своему господину:

– Ее зовут Трифена. Полгода назад она овдовела и с тех пор большую часть времени проводит в термах.

– Клянусь Поллуксом, – ухмыльнулся Нарцисс, – я охотно искупался бы с ней вместе.

Руфус рассмеялся.

– Тише! – проговорил вдруг Нарцисс. – Не петух ли это кричит?

Теперь крик слышен был вполне отчетливо. Нарцисс сел, взял сосуд с душистым маслом и, чтобы умилостивить богов, вылил его содержимое на сверкающие плиты пола.

– Либо где-то начался пожар, – сказал он, – либо этот предвестник несчастий пророчит нам беду. Быть может, кому-то из нас суждено вскоре испустить дух.

Смущенными выглядели и прочие присутствующие. Петушиный крик в полдень?

– Принеси сюда эту пернатую скотину и сверни ей шею, – приказал одному из рабов Нарцисс. – Больше ей никогда не придется предвещать несчастье.

Массажисты вновь принялись за работу, и Нарцисс заговорил уже о другом.

– Что предстоит нам увидеть на Римских играх? Карликов с мечами или женщин, в одних набедренных повязках сражающихся с дикими зверями?

– Ты же знаешь, что этим занимаются ведающие устройством зрелищ эдилы. Я имею дело только с гладиаторами. Бои с участием женщин не по моей части, этим занимаются другие школы.

– При дворе рассказывают, что под твоим крылышком воспитывается сейчас молодой и очень талантливый боец.

Вот, стало быть, что интересует Нарцисса…

– Да, один свободнорожденный из Бононии. Он хорош – очень быстр, прежде всего, – и подает большие надежды. На эти Римские игры я выставлять его, однако, не собираюсь. Пока что он только лишь новичок, ему не хватает опыта. К тому же он никогда еще не выступал перед зрителями.

В эту минуту вернулся раб с мертвым петухом и бросил обезглавленное пернатое на пол перед Нарциссом.

– Он будет сражаться, – сказал Нарцисс, поднялся и, оттолкнув массажиста, направился к выходу. – Он будет сражаться, – повторил Нарцисс. – Так хочет император. И сражаться он будет против Пугнакса.

В парилке Руфуса уже дожидались его друзья.

– Я ухитрился наткнуться прямо на Нарцисса, – извинился Руфус. – Он хочет, чтобы я пожертвовал самым молодым из моих гладиаторов. Император желает увидеть его на арене, сказал он. В пику Мессалине, надо полагать.

– А если ты откажешься подчиниться этому требованию? – спросил Прокул.

– Мой кусок хлеба зависит от императора. По сути дела, школа принадлежит именно ему. Я просто лишусь своей должности.

– И у юноши нет никаких шансов?

– Не против такого опытного бойца, как Пугнакс. А ведь парень именно с ним и должен встретиться.

Вергилиан, у которого лоб уже успел покрыться капельками пота, проговорил:

– Твой гладиатор мало меня волнует. Однако ясно, что от этих чванливых фаворитов следует избавиться. А возможно это будет только после того, как мы устраним императора. Поклянемся же сделать это!

Окутанные облаками шипящего пара пятеро мужчин соединили руки и поклялись совместно осуществить свое намерение. Поскольку, однако, ни один из них не был готов лично совершить покушение, они пришли к выводу, что убийцу придется нанять. Руфус, по роду своих занятий привыкший иметь дело с отбросами общества, пообещал подыскать нужного человека. Трогусу, телохранителю императора, было поручено выбрать подходящие место и время покушения. А Прокул должен был посвятить в их план Мессалину.

– Пока все не будет закончено, – сказал Вергилиан, – мы не должны появляться вместе. Поддерживать связь будем через Тарквития, преданнейшего из моих рабов. Все сообщения будем передавать только через него…

Римские игры, посвященные Юпитеру, имели уже четырехсотлетнюю историю, но настроение у римлян в начале сентября было приподнятым не из чувства преклонения перед главнейшим из богов, а в предвкушении шестнадцати праздничных дней. Праздники эти были связаны с выдачей дармовых хлеба и мяса, с театральными представлениями, травлей диких зверей, боями гладиаторов (все бесплатно), превращавшими на эти две недели миллионный город в место сплошных развлечений. Даже для беднейших из бедных, даже для рабов это было время отдыха от работы, время развлечений, развлечений и еще раз развлечений.

Для гладиаторов в Ludus magnus за веселым шумом праздничных гуляний скрывалась горькая правда: каждому, по меньшей мере, второму из них эти праздники принесут смерть. Уже три дня Вителлий знал, что ему предстоит впервые в жизни выступить на арене. Им владел страх, панический страх. Страх, отнимавший у него сон. Страх, сжимавший ему горло. Страх, от которого после еды его каждый раз тянуло на рвоту.