Гладиатор

– О, лучше бы ей было не родиться на этот свет! – запричитали весталки. – Какое страшное предзнаменование для нашего будущего! Богиня пастушьих костров, та, которая спасла Энея из пылающей Трои, не оставь нас в беде!

– Хотя мы потеряли нашу госпожу, – постаралась успокоить подруг Вибидия, – в жизни нашей ничего не изменится. Можете в этом не сомневаться. Предрию просто заменит другая женщина того же положения и ранга.

Слова ее и впрямь несколько успокоили весталок.

– Ты видела, как умерла Мессалина? – робко спросила Туллия.

– Нет, – ответила Вибидия, – меня при этом не было, но я провела с ней ее последние часы. Бросившись на траву, она лежала у ног своей матери и горько плакала. Она боялась смерти, потому что бесконечно любила жизнь. Я пыталась вступиться за нее перед императором. Впервые я воспользовалась правом весталок на встречу с императором, но мои усилия смягчить участь Мессалины не имели успеха. Уши императора внимали только речам его советников. Когда я принесла Мессалине это известие, она заговорила со мной об одном молодом человеке, который был приговорен к смерти как участник заговора, хотя и не имел к нему никакого отношения. Его имя Вителлий. Мессалина сказала, что раз уж мы ничего не можем сделать для нее, то должны помочь хотя бы этому юноше. Его собираются казнить завтра на рассвете.

Подземелье расположенной на Капитолии темницы предназначено было для государственных преступников и воистину заслуживало названия места скорби. Там после вынесения приговора оказался и Вителлий. Его просто столкнули в люк на потолке, через который только и можно было попасть в темный зловонный подвал. Теперь он дожидался казни. Отвратительная вонь проникала в подвал через колодец, пробитый в боковой стене и выходивший прямо в Cloaca maxima, главную клоаку Рима. Колодец служил для того, чтобы сбрасывать туда преступников со сломанными удавкой шеями.

Однако удавленными или распятыми на кресте могли быть лишь рабы или люди, лишенные гражданских прав. В качестве римского гражданина Вителлий, как и все приговоренные к смерти заговорщики, имел право на почетную смерть от меча. Особым утешением это, впрочем, вряд ли можно было назвать.

Силы Вителлия были уже на пределе. Со времени суда и вынесенного им несправедливого приговора его почти регулярно мучили позывы на рвоту. Словно окоченев, дожидался он наступления рассвета.

Не могли уснуть и все находившиеся в подземелье заговорщики. По решению суда каждый день двое из них должны были быть обезглавлены на Марсовом поле. Казни были растянуты на много дней, чтобы стать для горожан уроком и предупреждением. Император желал, чтобы жестокое наказание заговорщиков надолго запечатлелось в памяти римлян. Вителлия и Руфуса должны были казнить первыми.

– Руфус, – обратился в темноте Вителлий к своему наставнику, – я умру от страха еще прежде, чем палач поднимет свой меч.

– Ты гладиатор, тебя учили без страха смотреть в лицо смерти. Ты не должен бояться!

– А разве ты не боишься смерти?

– Нет, – ответил Руфус. – Не могу сказать, что я рад ее приходу, но я и не боюсь ее. С того времени, как я был таким же, как ты, юношей, я множество раз стоял перед лицом смерти и как-то свыкся с этим. А кроме того, что мне еще делать в этом мире? Я вдоволь ел, пил и любил женщин… Что ж, пора и кончать с этим.

С трудом сдерживая приступ рвоты, Вителлий зажал рот рукой.

– Ты жил, – проговорил он наконец, – а моя жизнь не успела даже начаться.

– Мне жаль тебя, – сказал Руфус, – но тебе следовало держаться подальше от Мессалины. Для Нарцисса быть любимцем Мессалины означает быть врагом императора. При этом он, правда, забывает, что и сам когда-то делил ложе с императрицей.

– Но ведь приговор был вынесен мне несправедливо! Ты же знаешь, что я не участвовал в заговоре. Вина за мою смерть будет лежать на Пугнаксе…

– Вина за твою смерть лежит на Мессалине. То, как императрица относилась к тебе, раздражало Нарцисса, словно попавшая в глаз соринка. Это он потребовал, чтобы ты сражался с Пугнаксом. Ему хотелось, чтобы ты был убит на глазах у Мессалины.

– Ах, если бы я мог еще раз встретиться с Пугнаксом, – дрожа, словно в лихорадке, проговорил Вителлий. – Поверь мне, я сумел бы его победить, я убил бы его. Когда я в тот раз выходил на арену, меня страшила мысль о необходимости лишить кого-то жизни, но сейчас у меня одно-единственное желание – убить этого мерзавца.

Наверху послышался звук шагов, и в подземелье проник слабый луч света.

– Руфус, Вителлий! – выкрикнул голос, отразившийся зловещим эхом от сырых стен.

В люк опустилась веревочная лестница.

– Клянусь Кастором и Поллуксом, – проговорил Руфус, – пришла наша пора!

Остальные смертники с трудом поднялись на ноги, со слезами обнимая уходящих и что-то бессвязно бормоча. Лишь Вергилиан нашел правильные слова:

– Да смилостивятся над вами боги!