Гладиатор из будущего. Рим должен быть разрушен!

– Профессор Пазетти очень доволен твоей деятельностью в этой древней эпохе, – заговорил Макс, чуть понизив голос и сделав серьезное лицо. – Небольшой сбой в глобальной временной спирали уже случился, это обеспокоило американские спецслужбы, которые заслали специальных агентов из 2031 года в 2011-й, чтобы уничтожить машину времени, имеющуюся у наших лжеитальянцев. Поэтому профессор Пазетти и его сообщники перебазировались из Орехово-Борисово в Люблино. Им предстоит нешуточная схватка с этими американскими агентами, которые, кстати, могут добраться и до тебя, Андрей. Американцы из будущего тоже владеют машиной времени, им не составит труда вычислить твое местонахождение в далеком прошлом по тем сбоям в исторических событиях, которые случились при твоем участии.

После непродолжительной паузы Макс добавил:

– Мне велено передать тебе инструкции, чтобы ты смог отличить американского агента от своего связника.

– Инструкции профессора Пазетти немного запоздали, – заметил я с невеселой улыбкой. – Совсем недавно у меня состоялась встреча с одним американским агентом, внешне очень похожим на Джорджа Клуни. Сначала я купился на его болтовню, но потом разобрался что к чему. Перед расставанием с американцем я даже немного намял ему бока.

– Ты это серьезно? – насторожился Макс.

– Вполне. – Я посмотрел в глаза Максу. – Передай профессору Пазетти, что я устал от этой кровавой вакханалии, что я на грани нервного срыва. Мне не справиться в одиночку с этим делом. Мне это не по плечу. Если меня не убьют в каком-нибудь очередном сражении, значит, меня прикончат американские агенты, которые, конечно же, займутся мной всерьез после своей первой неудачи. Еще меня интересует, причитается ли мне какой-нибудь гонорар за то, что я рискую головой в этой бойне между римлянами и восставшими рабами. Если гонорар мне не светит, а светит только орден посмертно, тогда я умываю руки и ноги. Так и скажи профессору Пазетти.

При последних словах я в сердцах слегка ударил кулаком по гладкой мраморной колонне, возле которой стояла скамья.

– Я все передам, старик, – ободряюще произнес Макс. – Ты на всякий случай знай, что твоими связниками являемся мы с Мелиндой. Любой другой человек из будущего, вышедший на тебя, может быть только недругом.

Глава седьмая Битва при Амитерне

Залечивать свои раны я опять приехал в Левки. Люди Крикса подыскали мне небольшой домик на окраине Левк, который приобрел как возмещение за долги один местный ростовщик. Во время повального бегства из Левк здешней знати ушел в Кампанию и этот ростовщик, бросив все свое имущество, которое немедленно расхитила местная беднота.

Домик, где я временно обосновался, тоже носил следы грабежа. Два телохранителя, приставленные ко мне Криксом, приобрели на рынке кое-какую мебель, посуду, занавески и ковры, дабы хоть как-то обустроить мое неказистое жилье. Эти же два воина-галла каждое утро сопровождали меня на прогулках по горам и до пещеры, где струится зловонный левтернийский источник.

Однажды, покупая мясо и фрукты на агоре, я столкнулся с Эмболарией. Я хотел было пройти мимо, полагая, что она не пожелает со мной разговаривать, но Эмболария остановила меня, взяв за руку.

– Привет, Андреас! – сказала самнитка, дружелюбно глядя мне в глаза. – Отойдем в сторонку нам надо поговорить.

Я отдал корзину с покупками своим телохранителям, велев им идти домой и приготовить мне обед.

Воины удалились, раздвигая толпу своими могучими плечами.

Мы с Эмболарией дошли до здания суда с колоннами у входа и уселись на самой верхней ступеньке под кровлей портика. Рядом по ступенькам прыгали с чириканьем юркие воробьи. Мимо спешили люди: кто-то на базар, кто-то с базара.

Я помалкивал, предоставляя Эмболарии первой начать разговор.

– После разговора с Евклеей и ее матерью мне стало ясно, что я зря обвиняла тебя в низменной похоти, – заговорила Эмболария после долгой неловкой паузы. – Даже не знаю, что нашло на меня тогда. Не сердись на меня, Андреас. Разлука с тобой мучительна для меня. Давай снова соединим наши сердца!

Я невольно улыбнулся в душе, слушая Эмболарию. Эта грубоватая молодая женщина, прошедшая суровую гладиаторскую школу, порой вставляла в свою речь довольно поэтические обороты. При своем атлетическом сложении и высоком росте Эмболария в душе тем не менее была более чутка и романтична, нежели любимая мною Регина, ныне недосягаемая для меня. При своей сексапильной внешности и при всех своих утонченных манерах Регина в душе своей была цинична, прямолинейна и довольно грубовата. Ей и в голову не пришло бы в объяснениях со мной вставлять в свою речь высокий слог, хотя при ее образованности это несложно было бы сделать.