Гладиатор (СИ)

Прим уже подобрался к самой кровати и, смущенно сложив руки в замок позади, вздохнул.

— Может хозяин хочет отдохнуть после боя? — пролепетал запинающийся омежка, хлопая накрашенными ресницами.

Далат оглядел ломающуюся фигурку, заметив, что юбка туники выше, чем полагалось правилами дома.

— Что ж, неплохая идея, — Далат откинул свиток в сторону и, схватив Прима за запястье, резко притянул на кровать поверх себя…

* * *

Офиару, стоя на голых коленях, натирая холодный каменный пол кухни щеткой и кусая губу от боли, простреливающей ногу, слушал, как по дому раздаются протяжные, бесстыдные стоны Прима и смачное хлюпанье…

Офиару злился на тупых римлян, которые не удосуживались ставить двери в домах, обходясь занавесками, а то и вовсе оставляя проход открытым.

Он стал тереть пол сильнее, надеясь, что скрежет грубой щетки, хоть немного заглушит мерзкие звуки.

Он сбежит отсюда. Сбежит, при первой же возможности.

Золушка

Офиару скреб кухонные полы до самого вечера. Пока один из взрослых бет, Сулла, не сжалился над ним и не сказал заканчивать сизифов труд. Он усадил Офиару на низенький табурет и принялся смазывать свезенные о щербатый пол костлявые коленки.

— Прим больше не появится, — пояснил он. — Когда хозяин берет Прима к себе на ложе, ему разрешается больше не работать в этот день.

— И часто это происходит? — опуская глаза, спросил Офиару.

— Реже, чем хотел бы Прим, — шёпотом добавил Сулла. — Прим уже третий год обхаживает господина, надеясь стать младшим мужем.

— С рабами можно заключать брак? — не поверил своим ушам Офиару.

— Не с рабами конечно, — по-доброму улыбнулся пухлый темноволосый бета наивной мысли, — а вот с вольноотпущенными — вполне. Если хозяин подарит ему свободу, Прим может стать клиентом господина и со временем получить гражданство, ну а дальше, думаю, ты догадываешься, что снится нашему деспоту, — бета подмигнул.

Офиару догадался, что вольноотпущенный — это раб, получивший свободу.

— А кто такой клиент? — спросил омега.

Бета непонимающе уставился на парня, и тот поспешил объяснить.

— Я не местный и оказался в Риме случайно.

— А говоришь по-нашему хорошо, — удивился новый знакомый.

— Мой отец был римлянином и, по мнению папы, я был обязан знать язык.

— Тогда ясно, — кивнул бета. — Клиент — это, как правило, вольноотпущенный, который по собственному желанию вступил в договор с господином. Таким образом, у него появляется несложная работа на посылках, а хозяин поддерживает его материально и оказывает мелкие услуги.

Офиару кивнул и задумался. Прим уже три года не может добиться своего… почему? Сулла тем временем продезинфицировал сочащийся порез и тоже намазал лекарством.

— Мне кажется, — нерешительно начал омега, краснея, — Далату нравится Прим…

Бета хмыкнул, звуки, подтверждавшие эту догадку, стихли не так давно.

— Так почему хозяин его не отпускает?

— А зачем? Прим — целиком и полностью его собственность. К чему ему сложности, если ни о каком официальном оформлении отношений хозяин не думает? Как ни крути, а Прим — не его истинная пара, и вступать в брак с рабом для Генерала Империи не имеет смысла. Мы думаем, что в конце концов хозяин выберет какого-нибудь знатного омежку, раз уж пара ему так и не встретилась. Поговаривают, — еще тише зашептал Сулла, — что уже есть кандидат, и сам Император поддерживает брак, желая, чтобы род Спиционов, к которому принадлежит господин, продолжился. Но наш господин неприступен — одна война на уме.

Офиару не слишком интересовал Далат и его «тяжелая» судьба, но он понимал, что чем больше он выведает, тем быстрее раздобудет ключ от кандалов и сумеет сбежать.

С наступлением вечера, шум на улице стал громче, Далат вскоре удалился, мелькнув огромной фигурой в светлой тоге с пурпурной каймой, а за ним стали расходиться и слуги. Им было позволено гулять всю ночь до утра, и рабочий день начинался с одиннадцати, чем не преминули воспользоваться молодые омежки, вырядившись в пух и прах, густо намазав губы каким-то экстрактом красных ягод, и беты, собравшиеся осчастливить местную харчевню честной компанией.

В доме оставалась стража, как объяснили Офиару то ли для того, чтобы он не переживал за свою безопасность, то ли намекнув, что попытки к бегству бесполезны.

Омега, разбитый тяжелым днем, едва забрался по крутой лестнице на второй этаж для челяди.

Низкие потолки, никакого освещения и койки, рядами брошенные у стен с небольшим промежутком. Офиару не стал показывать характер и упал там, где сказал Прим. От матраса несло крысами и въевшимся потом, но омега слишком устал, чтобы думать об этом, отключаясь уже на втором выдохе.

Следующие два дня прошли не легче.

Праздничной ночью ему так и не дали выспаться. Приходившие навеселе или упитые в хлам то и дело спотыкались о скорчившегося у порога омегу.

Затем, когда первые лучи стали добираться в проем чердака, и Офиару почти расслабился, надеясь, что все наконец-то в сборе, и ему дадут поспать, явился Прим, и, саданув его ногой по ребрам, стал кричать, что он бездельник и не слушал его вчера, когда он объяснял, что рабочий день начинается в пять.