Гладиаторы

Тогда, подражая императору, каждый гость развязал пояс своей туники, бросил далеко от себя свой венец из цветов, устроился в удобнейшей позе на ложе покоя и протянул свой кубок виночерпию. Великое дело еды было окончено, наступало время пить. Если нам кажется удивительным огромное количество вина, истребляемого римлянами во время их праздников, то нужно помнить, что это вино было чистым и не перебродившим произведением виноградного плода, что в большинстве случаев его смешивали с водой и что, таким образом, оно заключало в себе очень немного алкоголя, самого разрушительного из всех возбуждающих средств для желудка и мозга.

Глава XV ЗА КУБКОМ ФАЛЕРНСКОГО

Отяжелевшие и заплывшие глаза цезаря на мгновение вспыхнули огоньком возбуждения.

— Перепелки, — сказал он, — может быть, были чуть-чуть передержаны, но печень каплуна, варенная в молоке, была божественна. Ты позаботишься, Вар, чтобы на этой неделе она снова появилась за царским столом.

Отпущенник вынул свои дощечки и записал приказание господина немного дрожащей рукой, между тем как Вителлий, опорожнив свой кубок до последней капли, чмокнул губами и опустил широкий подбородок на грудь.

Гости свободно разговаривали. Лициний и один из сенаторов занялись спором относительно военных дел, в которых мирный человек казался столь же хорошо осведомленным, как и воин, и о которых он говорил еще с большим апломбом, чем последний. Плацид рассказывал некоторые случаи из иудейского похода со скромностью и тем уважением к суждению другого, благодаря которому он нравился всем сидевшим около него. В свой рассказ он вставлял анекдоты и острые слова, или оттеняя воинскую опытность Веспасиана, или восхваляя Вителлия, вследствие чего они приходились очень по вкусу тому, за чьим столом он сидел. Монтан, кубок которого наполнялся и пустел с удивительной быстротой, искал вокруг себя человека, который бы мог служить мишенью для его накопившихся сарказмов, и нашел искомое в сокрушенной фигуре Спадона, казавшегося более печальным и недовольным, чем всегда, несмотря на влияние кушаний и вин. Обыкновенно евнух был весельчаком, отлично понимающим толк в тонкостях гастрономии, опытным в искусстве пить, забавником и сумасбродом, хитрым льстецом, а при удобном случае и веселым шутом, одинаково способным и на нападение, и на отпор. В этот вечер он чувствовал меньшую жажду, чем обыкновенно, и пир, по-видимому, не в силах был развеселить его. Он был молчалив, сосредоточен и, по всей видимости, старался только об одном — скрыть свою ушибленную щеку от взоров окружающих. Ему никогда не случалось быть битым или враждебно сталкиваться с кем-либо лицом к лицу, и потому он потерпел поражение. Чувственный эгоист не имел сил ни забыть, ни преодолеть своих чувств злобы, безнадежности и позора. Монтан повернулся к нему и опорожнил кубок за его здоровье.

— Ты что-то сегодня печален, мой друг, — сказал сенатор. — Ты уж больше не пьешь и не разговариваешь. Фалернское ли вино потеряло свой аромат или какая-нибудь Канидия заколдовала тебя своим взглядом? Ты, Спадон, всегда был царем веселых собутыльников, жадным, как верблюд в Ливийской пустыне, и ненасытным, как песок, по которому он ступает, а теперь у тебя глаза тусклы, лицо уныло и девственный кубок забыт, хотя он полон доверху. Клянусь Бахусом, вино тут ни при чем!

И Монтан опорожнил кубок с видом человека, вполне способного оценить восхваляемое им вино.

Вителлий на минуту поднял голову, разбуженный той единственной увлекающей темой, какая ему была известна.

— Вино нельзя ни в чем упрекнуть, — сказал цезарь, — наполните кубки!

Все повиновались царскому мановению. Спадон, с искусственной улыбкой, поднес свой кубок к губам и выпил его до дна. После этого бледность его лица сделалась очень заметной, и сотрапезники, достигшие уже той степени оживления, когда вежливость сменяется откровенностью, бесцеремонно начали делать свои замечания.

— Ты нынче слишком переложил белил, — сказал один из отпущенников, делая намек на недостойный обычай того времени, которому не стыдились следовать и мужчины.

— Либо заодно с притираниями соскоблил себе и кожу, — продолжал другой, у которого любовница имела обыкновение ежедневно с ног до головы умащать себя притираниями и который вследствие этого мог быть компетентным судьей по этой части.

— Уж не с войны ли ты? — саркастически спросил один из гостей.

— А то, может быть, из амфитеатра? — предположил другой.

— Это залог любви от Хлои или подарочек на память от Лидии? — прибавил третий.

— Нет, нет, не то, — сказал Монтан, вмешиваясь в разговор. — Наш друг слишком догадлив, чтобы сталкиваться с подобными врагами. Чтобы заполучить такие следы, ему надо было иметь какую-нибудь горячую схватку. Это, должно быть, какая-нибудь надменная амазонка так огорошила тебя, Спадон.