— Вот ведь засранец, — растеряно проворчал полковник. – Ладно, Матвей Иванович, собирайтесь. Нас в лаборатории ждут.
— Нищему собраться только подпоясаться. Только учтите, ничего колоть, или скармливать я ему не позволю, во всяком случае, до тех пор, пока мне толком не объяснят, что это такое.
— Не беспокойтесь. На вас возлагаются большие надежды, так что, циркуля уже предупредили.
— Ну, будем надеяться, — проворчал Матвей, быстро накидывая куртку, и беря Роя на поводок.
Заперев дом, он усадил щенка на заднее сидение и, усевшись рядом, устало вздохнул.
— Что‑то не так? — моментально отреагировал на его вздох полковник.
— Не нравятся мне такие вызовы. Да и Ройка ещё слишком маленький, чтобы лишний раз встречаться с посторонними людьми. Это служебная собака, и трогать его могут только хозяин и члены его семьи. Все остальные должны держаться подальше.
— Не объясните, почему ?
— Основная функция этих собак, охранять и защищать. И именно в детстве у них закладывается восприятие тех, кого именно они должны защищать. Все остальные, согласно правилам дрессуры, для них должны быть посторонними, за которыми нужно внимательно следить, и ожидать от них агрессии. Это базовые понятия. Я, конечно, описываю их достаточно грубо, но суть, по–моему, ясна.
— Предельно, — кивнул в ответ полковник, с интересом оглядываясь на Роя.
Оказавшись в лаборатории, псёныш повёл себя довольно неожиданно. Внимательно обнюхав все углы, он решительно потянул Матвея туда, где не так давно они и познакомились. Отпустив поводок на полную длину, кинолог решительно последовал за щенком, внимательно наблюдая за его реакцией. Влетев в комнату, где тогда находился манеж, щенок принялся старательно обнюхивать пол, скуля и тихо повизгивая.
— Что это с ним? — насторожился полковник.
— Честно говоря, я и сам не совсем понимаю. Но разумное объяснение у меня только одно. Либо он чувствует, что здесь недавно была Вайда, его мать, либо он помнит, что его именно здесь забрали от семьи, — задумчиво протянул Матвей, продолжая, наблюдать за Роем.
— Суку сюда больше не привозили, а всех щенков сразу отводили в лабораторию. Точнее, двух из всего помёта. Вы приехали третьими, — удивлённо ответил полковник.
Но договорить им не дали. В комнату, решительным шагом вошёл тот самый пресловутый циркуль и, увидев Матвея, мрачно оскалился.
— Собаку в лабораторию. Нужны кровь, и слюна на анализ, — вместо приветствия приказал он.
— Не так быстро, господин учёный, — жёстко ответил Матвей.
— Андрей Сергеевич, наведите порядок. Мне мешают работать, — презрительно фыркнул циркуль, не обращая на Матвея внимания, словно он был пустым местом.
Встав, между Роем и двумя вошедшими следом за циркулем помощниками, Матвей демонстративно отстегнул клапан своей кобуры, и положив ладонь на рукоять пистолета, зло оскалился:
— А ну замрите на местах, трубки клистирные, а то ненароком дырок понаделаю. К моей собаке никто кроме меня не прикоснётся.
— Как это понимать ?! Андрей Сергеевич, что это значит ?! — спросил циркуль, от возмущения срываясь на визг.
— Это значит, что Матвей Сергеевич будет делать всё сам. Вы обеспечите его необходимыми инструментами, и скажете, что делать.
— Это недопустимо! Собаку нужно немедленно обездвижить и подвергнуть тщательному изучению. Наш проект слишком важен, чтобы позволять всяким неуклюжим недоучкам вмешиваться в процесс.
— Значит, вообще ни хрена не получите, — усмехнулся Матвей, с ненавистью глядя на учёного.
— Господин полковник, или вы немедленно арестуете этого человека, или я сообщу вашему начальству, что вы саботируете проект! — снова завизжал циркуль.
— Заткнись, тварь, пока я тебя и вправду не пристрелил, — зашипел Матвей, выхватывая пистолет, и досылая патрон в патронник.
В закрытом пространстве комнаты, лязг затвора прозвучал особенно звонко. Понимая, что терять этому человеку нечего, и свою угрозу он запросто может привести в исполнение, полковник быстро встал перед Матвеем, закрывая яйцеголового широкой спиной. Заметив его движение, Матвей, мрачно усмехнулся и, вскинув пистолет, прошипел:
— Бесполезно, полковник. С такого расстояния, я ему даже мимо тебя сумею яйца отстрелить. Ты моё дело читал, так что знаешь, что стреляю я не плохо.
— Угомонись, псих. Под трибунал захотел? — попытался урезонить его полковник, но Матвея уже понесло.
Потеряв всё, и совершенно случайно обретя рядом единственную, живую душу, он просто не мог позволить кому‑то причинять малышу боль. В него словно бес вселился. Злость, ненависть, обида, желание защитить смешались в один убойный коктейль, заставивший его сознание отступить, а кровь бешено нестись по жилам.
Полковник, заглянувший в его серые глаза, поперхнулся на полуслове, и растеряно отступил. И этих глаз на него смотрел не человек, а сама смерть. Понимая, что в таком состоянии этот ненормальный способен наделать серьёзных бед, полковник принялся спиной выжимать учёного в коридор, стараясь не делать резких движений.
Оказавшись в коридоре, он моментально развернулся и, ухватив яйцеголового за отвороты халата, яростно зарычал: