— Что это он так развалился? — встревожился Гай Куриаций.
Начальник тюрьмы подошел к распростертому телу и несколько раз пнул его носком сапога.
Гней Фабий молчаливо стоял, загораясь злобой. Увидев сенатора, он сразу понял, что от Аниция Цериала ему уже не дождаться приветствий и не добиться признаний.
Сенатор был мертв. Возможность получить какие-либо сведения о заговоре, таким образом, резко уменьшилась.
Гней Фабий грозно взглянул на начальника тюрьмы и устрашающе тихо сказал:
— Ты, видно, забыл, негодный, что наказания обрушиваются на головы не только рабов, но и преступников, а преступниками могут быть признаны не только рабы, но и свободнорожденные римляне, такие, как ты. А разве не преступление (тут голос претора загремел) своей тупостью и ленью разъедать правосудие императора?.. Тебя держат здесь для того, чтобы ты берег своих питомцев, как зеницу ока; пестовал их, как собственных детей; лелеял их, как свою возлюбленную; охранял их так, чтобы никто не мог нарушить священное право цезаря — право перерезать нить их жизни. Говори же, несчастный, говори: кто мог убить сенатора?.. кто входил к нему?.. кто видел его?.. кто разговаривал с ним?.. Говори правду, помни: ежели я разгляжу хоть крупицу лжи в твоих словах, то я позабочусь, чтобы Аниций Цериал не надолго опередил тебя на своем пути к Харону!
— Клянусь всеми богами Рима, — испуганно, с дрожью в голосе, начал Гай Куриаций, — после того, как преторианцы ввели этого преступника в предназначенную для него камеру, в которой мы сейчас находимся, только однажды ее дверь раскрывалась — Каллист, вольноотпущенник Калигулы, велел мне провести себя самого к сенатору, и я выполнил это распоряжение, ведь он — управляющий канцелярией императора, и он приказывал мне именем императора.
«Интересно, что здесь было нужно этой старой лисе?» — подумал Гней Фабий. Правда, Каллисту было поручено наблюдать за следствием, но претор не ожидал такой прыти от вольноотпущенника, который сумел переплюнуть даже его усердие, — встретиться с пленником раньше его самого.
— И что же делал здесь этот славный римлянин? — спросил он вслух.
— Почтенный Каллист пробыл здесь совсем недолго, — принялся объяснять Гай Куриаций. — Он лишь пообещал Аницию Цериалу, тронутый его слезами, свое заступничество, а на прощание сказал, что завтра еще раз навестит его. Мы, я и Аппий, присутствовали при их разговоре, и — видят боги — больше меж ними не было сказано ничего.
— Не передавал ли Каллист сенатору что-нибудь?
— Нет, они только разговаривали. Ведь правда, Аппий? (Начальник тюрьмы с надеждой посмотрел на своего помощника, ожидая, что тот подтвердит его слова.)
Надзиратель Аппий, отвечая на обращение Куриация, так энергично и размашисто закивал головой, что можно было подумать, будто у него тряпичная шея.
Немного помолчав, Гней Фабий сказал:
— Теперь я, кажется, понимаю, в чем дело. Аниций Цериал не иначе как скрывал под своей туникой яд, а вы, растяпы, даже не удосужились как следует обыскать его! Когда же он окончательно убедился, что дела его плохи, то он глотнул из пузырька и фьють! — упорхнул от вас. Но вам это так даром не пройдет, негодники, ужо я доберусь до вас!
Ругая на чем свет стоит бедных тюремщиков, Гней Фабий, однако, в душе не разделял уверенность, звучавшую в его же собственных словах. Смерть сенатора продолжала оставаться для него загадкой.
«Вряд ли Цериал отправился к берегам Стикса без посторонней помощи — ведь негодяи вроде него слишком живучи, чтобы умереть от страха, и слишком трусливы, чтобы пойти на самоубийство, размышлял претор. — Но кто же тогда убийца?.. Каллист?.. Но эти олухи-тюремщики утверждают, что вольноотпущенник и сенатор мирно беседовали друг с другом и мирно разошлись, хотя…»
Претор прекратил сквернословить (без чего, как известно, не обходится ни одна крепкая ругань) и быстро спросил:
— А что, Каллист не подходил к сенатору?
Гай Курнаций и Аппий переглянулись.
— Нет, Каллист не подходил к Цериалу, — проговорил Куриаций. — Правда, сенатор сам подошел к нему, когда они прощались. Цериал поблагодарил Каллиста за обещанное заступничество, и весьма горячо: видишь, любезный Фабий, вся туника Цериала в грязи — он вымазал ее, ползая у ног Каллиста.