«Гладиаторы» вермахта в действии

Одним из таких офицеров был майор Иоханнес Гутшмидт, который с 1940 по 1944 гг. побывал комендантом лагерей всех типов. В 1941 г. ему было 65 лет, он был монархистом и не разделял нацистских расовых воззрений. По его дневникам интересно проследить, как изменялось положение в лагерях советских военнопленных. Гутшмидт писал, что проходящие мимо его «дулага» части вермахта добровольно предлагали ему помощь в организации охраны огромных масс военнопленных. В лагере Гутшмидт восхищался пением украинцев и танцами цыган, но при этом упомянул, что цыган полевая жандармерия вскоре вывезла и расстреляла^{553}.

В октябре, с началом большого наступления вермахта, новая волна военнопленных захлестнула лагеря: 17 октября 1941 г. в «дулаге» Гутшмидта было 26 тысяч пленных (вместо 5000 по инструкции). К тому же начались холода — топить в своей спальне Гутшмидт приказал уже 3 сентября, а 2 октября он заметил первый иней. Самой большой проблемой был, однако, не холод, а нехватка продовольствия для военнопленных. К 16 октября в «дулаге» Гутшмидта положение стало нестерпимым. Приходилось выпрашивать продовольствие у проходящих частей, которые сами испытывали трудности, толкавшие военных на преступления. Многих немецких командиров приводили в отчаяние масштабы грабежей, учиняемых солдатами. Мало кто покупал продукты у местного населения, — большинство предпочитало их отбирать. «Солдаты опустошают огороды и вообще берут все, что под руку попадется, — писал в дневнике летом 1942 г. офицер 384-й дивизии во время наступления на Сталинград. — Забирают даже домашнюю утварь — стулья, горшки, кастрюли. Это просто скандал! Против этого выпускаются суровые приказы, но едва ли обычный солдат станет слишком себя сдерживать. Часто его заставляет так поступать элементарное чувство голода»^{554}.

Если в относительно благоприятных условиях наступления (летом 1941 или 1942 гг.) голодали солдаты вермахта, то что уж говорить о пленных… 17 октября прибыла новая большая партия военнопленных, и началось самое страшное… Не вдаваясь в причины недостаточных поставок продовольствия, Гутшмидт писал, что 25 октября в его «дулаге» были отмечены первые случаи каннибализма. Когда 17 ноября «дулаг» Гутшмидта инспектировало начальство, пленные хором просили хлеба… 26 ноября Гутшмидт записал в дневнике, что от голода ежедневно погибает 1% обитателей лагеря. В декабре этот показатель поднялся до 2,5%. К голоду и суровой зиме вскоре добавились эпидемии тифа и дизентерии. Санитарные условия были отвратительные, хотя инструкции указывали, что пленным необходимо предоставлять питание, медицинскую помощь, кров (палатки) и одежду, а если им добровольно придется работать, то и справедливую оплату труда: на Восточном фронте исполнение этих предписаний было нереально. В июле 1941 г. ОКВ приказало оснастить «дулаги» лазаретами, дабы не отягчать Германию раненными военнопленными^{555}. Но этот приказ также остался на бумаге, а лазареты — в воображении армейских бюрократов.

Гутшмидт пишет о том, что сначала казалось, что продуктов для пленных красноармейцев будет достаточно, поскольку советское командование в начале войны не успевало вывозить или уничтожать продовольственные запасы. Однако, уже 6 августа квартирмейстер 2-й армии, на участке которой находился «дулаг» Гутшмидта, отмечал, что сколь-либо существенных припасов Советы не оставляют нигде — они их планомерно уничтожают или вывозят. Только 6 августа ОКХ приказал организовывать питание военнопленных, но и после этого никаких особых перемен не произошло. Гутшмидт пишет, что очень многое в вопросах пропитания военнопленных зависело лично от него: сумеет он отыскать продукты или нет. Заместитель Гутшмидта вспоминал, что ему самому приходилось выпрашивать продовольствие для пленных у проходящих мимо воинских частей, командиры которых резонно отвечали, что их больше интересуют собственные солдаты на фронте, нежели пленные в тылу^{556}. Поначалу командиры немецких частей старались придерживаться прежних стандартов питания, равных в вермахте для всех. Так, у немцев солдатская норма хлеба составляла 400 г, а в РККА на фронте — 1 кг, но жировая и белковая норма в вермахте была значительно выше^{557}. Некоторые немецкие офицеры (например, командующий LII-м армейским корпусом генерал Клаус Вайзенберг) в своих дивизиях регулярно ревизовали полевые кухни и требовали строгого соблюдения норм. Вайзенберг даже требовал, чтобы мясо в котлах не разваривали, и при приеме пищи каждый солдат мог съесть цельный кусок мяса — это якобы было психологически важно^{558}. Один из советских солдат, побывавших в немецком плену, вспоминал, что немецкие солдаты на фронте очень много ели: «я уверен, что наш солдат не стал бы возиться с поиском, ловлей, ощипыванием и приготовлением кур. А вот по части выпивки мы проигрывали». Он писал, что немецкие танкисты пили только чай и не пытались раздобыть спиртного, что обычно сразу делали красноармейцы^{559}.