Ясная оценка положения военнопленных затруднена еще и тем, что какую-то определенную линию поведения в этом вопросе и в самом высшем руководстве Третьего Рейха выявить сложно. Так, 21 октября ОКХ распорядился сократить рационы военнопленных. Гитлер же, напротив, десять дней спустя объявил о необходимости широкомасштабного вовлечения советских военнопленных в немецкую военную экономику (в Германии в октябре 1941 г. был дефицит рабочих рук; на производстве не хватало 800 тысяч человек). Такие противоречивые указания свидетельствуют о том, что единого представления как действовать по отношению к военнопленным, в немецком руководстве не было{566}. Это утверждение не соответствует распространенной в советской историографии точке зрения, что гибель миллионов советских военнопленных была частью предумышленного стратегического плана. Только 2 декабря 1941 г. ОКХ отреагировал на гитлеровские указания о военнопленных, но в этот момент на первый план выступили объективные факторы, над которыми немецкое командование было уже не властно. До февраля 1942 г. из 3 350 000 военнопленных красноармейцев погибло около 2 миллионов. Предпосылку для этой катастрофы создало немецкое высшее военное командование, не придававшее никакого значения жизни советских военнопленных, но эта предпосылка стала второстепенной по сравнению с объективным характером развития войны на бескрайних и бесприютных просторах России. В молниеносной войне, которую вели немцы, вопрос об обхождении с военнопленными не мог играть значительной роли. Впрочем, даже Розенберг проникся положением русских пленных и 28 февраля 1942 г. писал Кейтелю: «Участь советских военнопленных является величайшей трагедией. Большая часть их умерла от голода или погибла в результате суровых климатических условий. Тысячи умерли от сыпного тифа. Разумеется, снабжение продовольствием таких масс пленных столкнулось с трудностями. Однако если бы существовало понимание целей, которые преследует германская политика, можно было бы избежать высокой смертности. На оккупированной территории местное население имело самые лучшие намерения предоставить пленным продовольствие. Несколько предусмотрительных комендантов лагерей пользовались этим. Однако в большинстве случаев они запрещали мирному населению передавать пленным продукты питания и предпочли обречь их на голодную смерть… Во многих лагерях вообще не позаботились о помещении для пленных. В дождь и снег они оставались под открытым небом. Более того, им даже не выдавали инструменты, чтобы вырыть землянки или ямы. Совершенно забыли о систематической дезинфекции в целях ликвидации завшивленности пленных»{567}. Таким было положение даже в «шталагах» далеко от линии фронта, например, в крепости Демблин на территории Польши, где погибло около 80 тысяч советских военнопленных; этот «шталаг» просуществовал до 25 июля 1944 г.{568}
Знаток истории плена Павел Полян отмечал, что в условиях, в которых зимой 1941–1942 гг. содержали советских военнопленных, смертность среди них можно было сравнить разве что с падежом скота во время эпизоотии. Армейские и фронтовые сборные пункты и «дулаги» в Бяла-Подляске, Славуте, Дарнице, Минске и других, находящихся в зоне ответственности ОКХ, — по бесчеловечности обращения и смертности не уступали самым страшным концлагерям. В зоне ответственности ОКВ (то есть в рейхе и генерал-губернаторстве) из 390 тысяч привезенных туда военнопленных к декабрю 1941 г. умерло 18,5% (72 тысячи). Только в минском «дулаге» к осени 1941 г. под открытым небом и без всяких санитарных строений одновременно находилось около 100 тысяч военнопленных и около 40 тысяч гражданских лиц. Зимой 1941–1942 гг. в лагерях на востоке и на западе свирепствовал сыпной тиф. Очевидец передавал: «Больные старше 40 лет умирали все. Многие, уже перенесшие сыпняк, умирали от истощения. На лагерной пайке им просто не хватало сил для восстановления после невольной голодовки во время болезни». Поразительный факт: администрация «шталага 304» Цайтхайн в Германии, где ежедневно умирало до 200 военнопленных, провела между лагерем и кладбищем узкоколейку{569}.
Брэдли Аллан Фиске , Брэдли Аллен Фиске
Биографии и Мемуары / Публицистика / Военная история / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Исторические приключения / Военное дело: прочее / Образование и наука / Документальное