Гладиатрикс

Лисандра принимала каждое слово, точно каплю целительной влаги. Прикрыв глаза, она размышляла над услышанным. Правда, отставить в сторону ненависть к Сорине, на чем настаивал Катувольк, ей так и не удалось. Успело случиться слишком много такого, что невозможно забыть и простить.

— Надо подумать, — хрипловато проговорила девушка.

Она поднялась на ноги, покинула бани и направилась в сторону арены. Здесь все было спокойно и тихо. Лишь ветер еле слышно шуршал, перегоняя песок.

Лисандра вспомнила бесноватую толпу, следящую за гибелью своих любимцев вот здесь, на этом самом песке, свой самый первый бой против той соломенноволосой девушки из Галлии, путешествие в луд Бальба вместе с германками, доброту Хильдрет, которой больше не было. Спартанка посмотрела на середину арены. Здесь пали Хильдрет, пронзенная ее мечом, Пенелопа и Даная, с которой они тогда сидели над мучительно умиравшей рыбачкой. Кроткая, ласковая Даная… Ее убила Сорина, чтобы досадить Лисандре.

Спартанка опустилась на корточки, пряди черных волос закрыли лицо. Эйрианвен, прекрасная возлюбленная!..

Глаза девушки обожгли слезы, горло забил тугой колючий комок. Она медленно подняла глаза и сквозь пелену слез увидела протянутую к ней окровавленную руку британки. Лисандра посмотрела на свои ладони, только-только отмытые, и в ее груди перевернулось то самое сердце, которое она так старалась обратить в камень.

Ведь все могло быть по-другому, если бы не безумная ненависть Сорины и ее собственное себялюбие. Она могла бы предотвратить гибель любимой, отказавшись от сладости и тепла ее объятий. Теперь спартанка понимала, что была повинна в смерти Эйрианвен не меньше Сорины. Она ведь могла и должна была прекратить эту связь, но голос сердца, стосковавшегося по любви, оказался сильней. Все годы в храме, вся ее выучка, вся жреческая школа пошли коту под хвост. Она не сумела сберечь ту единственную, которую полюбила.

— Неужто ты оплакиваешь своего чернокожего? — раздался знакомый ненавистный надтреснутый голос, и на песок перед Лисандрой упала тень. — Знаешь, это я убила его, — сказала Сорина. — Прикончила, как прикончу и тебя.

Лисандра смахнула с глаз слезы и медленно поднялась. Удивительное дело, она впервые не находила ничего стыдного в том, что показала свои страдания этой старухе.

— Да что с тобой, девочка? — продолжала издеваться Сорина. — Неужели расстроилась? Спартаночка, твоя маленькая игра немножко не удалась. Ты, глупенькая, решила, будто что-то можешь сделать против меня! Я видела много таких и увижу еще, когда ты будешь в земле. Ты — пустое место! Я уже предвкушаю, как выпотрошу тебя подобно тому, как сделала это с Нестасеном.

Лисандра покачала головой.

— Неужели ты думаешь, будто это имеет какое-то значение? — проговорила она. — Прикончила ты его, и что с того? Для меня он должен был стать лишь вехой на пути к нашему поединку. Я собиралась убить его на арене и тем доказать тебе, что я — лучше. Ты не допустила этого. Что же между нами осталось? Эйрианвен больше нет, как и Нестасена. Теперь — только ты и я. Вот на этой арене, — И Лисандра широко развела руки. — Ты была создана здесь, а меня бросили на этот песок. От жрицы, которая попала сюда два года назад, осталось немногое. Да и в тебе уже нет ничего от предводительницы общины, старуха. Мы — всего лишь две гладиатрикс, обязанные драться до смерти.

— Ты боишься меня и пытаешься скрыть свой страх за частоколом слов, — прошипела Сорина. — Знай, ничто не помешает мне умыться твоей кровью, спартанская шлюха! Ты заплатишь своей жизнью за все то, что сделала с моей.

— Я ничего не делала с твоей жизнью, Сорина. Во всем виноваты только мы сами. Поэтому-то и погибла Эйрианвен. За это я тебя никогда не прощу. Пусть часть вины падает и на меня, но убила ее ты и за одно это должна умереть от моей руки. Так и будет.

Больше говорить было не о чем. Еще некоторое время они молча смотрели одна на другую. Лисандра чувствовала себя опустошенной. Да, она возлагала на себя вину, признавала ошибки, горевала об утратах, но все это так и не помогло ей обнаружить в своей душе ни понимания, ни прощения. Перед ней стояла сломленная женщина с искореженной и злобной душой, достойная лишь ненависти. Лисандре жарко и яростно хотелось пришибить ее прямо на месте, здесь и сейчас. Ничего более.

Она первой отвела глаза и повернулась, всей спиной ощущая ненавидящий взгляд амазонки. Спартанка знала, что все кончится очень скоро, так или иначе.

LIII

— Случайность, говоришь? Непредвиденное несчастье?.. — гневно вопрошал Фронтин, сверля водянистыми глазами Бальба, переминавшегося перед ним.

— Я уже сказал, господин мой, что никак не мог предвидеть подобного.

Ланиста счел за благо без обиняков сразу поведать прокуратору об участи Нестасена. Тем более что откладывать этот разговор было все равно бесполезно.

— Что ж, весьма удачный для нас оборот обстоятельств, — подал голос Траян.