Гладиатрикс

Эллинки не стали их смотреть. Они слишком устали от треволнений этого дня — и те, кому выпало драться, и те, кто «просто» наблюдал за этим.

Лисандра ждала, что их запрут по каморкам, но, к ее удивлению, этого не случилось. Арену и окружавшие ее помещения оцепила усиленная стража, состоявшая из легионеров и бывших гладиаторов. Это позволило эдитору и хозяевам школ не засаживать своих бойцов под замок, предоставив им возможность разгуливать внутри охраняемой территории.

Фиба к тому времени уже отошла от первоначального потрясения, вызванного поединком, не в последнюю очередь благодаря заботам Данаи. Афинянка явно становилась наперсницей всех эллинок. Лисандра могла сколько угодно считать, что само ее присутствие вдохновляюще действовало на подруг, но она оказывалась не такой чуткой, как Даная, когда требовалось кого-то выслушать, ободрить, утешить. Что ж, грешно было вменять им в вину подобную слабость. Не всем повезло, не все спартанками родились.

Сейчас ей было особо нечего делать, и она решила отправиться на поиски Эйрианвен. Шквал победного восторга мало-помалу выгорал в ней, оставляя лишь осознание близости смерти. Поэтому Лисандре хотелось попасть в объятия британки. Ей остро требовалось снова почувствовать себя живой, а заодно и унять медленное пламя желания, с некоторых пор поселившееся в крови.

Она долго пробиралась запруженными коридорами, отмечая, что, при всех вольностях, предоставленных гладиаторам, смешения мужчин и женщин устроители все же не допустили.

Лисандра вполне представляла себе, как разочарована этим обстоятельством Пенелопа. Рыбачка ведь продолжала на разные лады без устали нахваливать мужскую удаль своего гладиатора, которого, по незнанию имени, она постепенно стала называть просто жеребцом.

— Лисандра! — окликнул ее из толпы знакомый голос Катуволька.

Спартанка остановилась и стала оглядываться, ища взглядом его дружеское лицо. Могучий красавец галл раздвигал плечами толпу гладиатрикс, проталкиваясь к Лисандре. Женщины тянулись к нему со всех сторон и не всегда ограничивались словами, заставляя его ежиться и смеяться. На него так и сыпались предложения самого откровенного свойства. Катувольк был наставником, поэтому мог находиться среди своих подопечных. Ну а то, что он разгуливал обнаженным по пояс, лишь разжигало внимание женщин, изголодавшихся по мужской ласке.

Когда девушки увидели, к кому он идет, на Лисандру посыпались оскорбления. Они полагали, что его услуги, столь желанные для них, должны были достаться именно ей.

— Рад, что у тебя все прошло хорошо, — сказал он Лисандре.

— Я не очень-то и волновалась, — вполне честно ответила она.

Спартанка повернулась, стащила с каменной скамьи вдрызг пьяную дикарку и села. Пьяная баба с глухим стуком сползла на пол, простонала и громко испортила воздух.

— А следовало бы, — сказал Катувольк и устроился рядом. — Это ведь не игра.

Лисандра сдержала едкий ответ. Бесконечные поучения наставников, очень хорошо знавших, как она должна была себя вести, изрядно ей надоели. Ведь выступила она вовсе не плохо!

— Я знаю, что такое излишняя уверенность в себе, — сказала она, стараясь быть вежливой. — Я вполне осознаю свои возможности и уверена в том, что они не подведут. Меня ведь с малолетства готовили именно к этому, Катувольк.

Он на миг перехватил ее взгляд.

— Я так беспокоился за тебя, Лисандра. Ты ведь не такая, как они все. Ты — особенная.

Она задумчиво кивнула.

— Да, я тоже так полагаю. Конечно, с другими я об этом не говорю, ибо тому, кому многое дано, надо держаться скромно. С другой стороны, невозможно отрицать, что мне повезло очень во многом. Боги щедро одарили меня. Я бьюсь на арене, чтобы воздать им честь!

— Я не о том, — сказал Катувольк. — Я хотел сказать, что ты особенная для меня. Я ни к кому еще не чувствовал того, что чувствую к тебе.

Лисандра нахмурилась. Она никак не ждала столь откровенного признания. Естественно, девушка понимала, что он очень ею увлекся, догадывалась, что его сразили ее красота и душевные качества, но думала все же, что привычка следовать правилам удержит его от прямого разговора. Это произошло, и она заметно смутилась. В их общем прошлом был некий момент, когда Лисандра, возможно, благосклонно приняла бы его ухаживания, но он давно миновал. Теперь ей было вполне очевидно, какая то была глупость.

— Я поднакопил денег, — продолжал Катувольк. — Не особенно много, но через год-другой у меня будет достаточно, чтобы нам обоим выкупиться у Бальба. Мы могли бы покинуть Карию и отправиться в Галлию. Я стал бы добрым мужем тебе, Лисандра, если бы ты согласилась за меня выйти. Я молод и силен, умею выращивать скот и строить дома. Ты жила бы со мной, ни в чем не нуждаясь.

— Катувольк!.. — проговорила она и положила ладонь ему на руку.

В его глазах, светившихся любовью, так и вспыхнула надежда, а на губах стала зарождаться улыбка. Спартанка же подумала о том, как это трудно. У нее не было никакого опыта на этой арене.

— У меня нет любви к тебе, — напрямую выложила она.