Гладиус правды

Гай привязался к нему, казалось, больше всех остальных. Они были даже чем-то похожи: оба очень подвижные, легкие на подъем; у обоих большие карие глаза-блюдца. Еще их единила какая-то особенная рыжая энергетика. Солнечная, яркая. Чаще всего Поллукс ночевал подле палатки Марка и Гая, и поэтому оба так встревожились, услышав клич о пропаже пса.

– Эй! – окрикнул Марк солдата, потиравшего ладони над костром. Уже вечерело, и без горячей еды последней солдатской радостью оставалось тепло огня.

Тот обернулся. Солдат, которого Марк по ошибке принял за рядового легионера, оказался центурионом – главой их сотни. От стыда Марк Вений покраснел до кончиков ушей.

– А, Марк… Поллукса не видели у себя? – посмотрев с пренебрежительной строгостью на подопечных, как бы не замечая допущенной дерзости, спросил центурион.

– Нет, – ответил за него Гай. – Еще вчера утром ушел от нас. Я думал, он хотел поохотиться с вами.

Центурион пожал плечами:

– Мы нигде не можем его найти.

– А ручей?

– Тоже весь обыскали. Если бы он утонул, то наверняка блеск доспехов мы бы заметили. Вода же совсем прозрачная в этих местах.

– Это верно, – с горечью отозвался Гай. – Что же, лишиться накануне решающего боя нашего талисмана, еще и в голод… Хуже времени и быть не может.

– Да погоди ты расстраиваться, – положил осторожно руку ему на плечо Марк.

Тот с неприязнью поежился.

– Оставь меня, пожалуйста, – пробормотал Гай. Он небрежно сбросил руку товарища, развернулся, и, ничего больше не сказав, направился к слону, оставив центуриона и Марка в недоумении.

Те стояли какое-то время, каждый находясь в своих тяжелых мыслях. Обменявшись парой неловких фраз, они встретились нечаянно взглядом и как-то тоскливо улыбнулись друг другу. После чего каждый, попрощавшись, удалился восвояси.

«Может, он нас покинул, чтобы не видеть наше поражение? Говорят же, что животные умеют предчувствовать… – размышлял Марк потом перед сном. – Мы ослаблены, нас во много раз меньше, чем гельветов. Да и новобранцев, не видевших толком сражений, немало. Таких, как я сам».

Он пытался оставить тревогу в прошедшем дне, в звоне кристальной воды ручья, в ярости тренировочного боя. Но последним, что посетило его разум перед провалом в объятья Морфея, были печальные блестящие глаза Поллукса.

***

Утро началось с неожиданно приятной вести: эдуи3, союзники Рима в борьбе с гельветами, наконец, сподобились выдать им зерна. По слухам, сам Цезарь настоял на этом, ибо тянуть с решающим сражением виделось ему уже невозможным.

Некоторые местные обещали дать им немного сыра, вина и даже несколько голов рогатого скота, если каждый центурион сам приедет и заверит их в победе римлян над гельветами. Те, конечно, начали тут же седлать коней. Когда какой-то святоша намекнул на вероятность другого исхода, Гай громко высказался:

– Venter cibi avidus praecepta non audit4! – чем вызвал всеобщий смех.

Радость охватила всю центурию, ведь теперь в бою сил должно было хватить и на подавление численного перевеса врага. Гельветы славились своим бесстрашием в бою, хотя и их разрозненность, как и всех варваров, сильно мешала им в масштабных сражениях. Стремление к свободе вкупе с дикостью, как известно, чреваты опрометчивостью.

Римская же армия, напротив, была в те годы сама дисциплина, что не давало новичкам испугаться в первом бою. Замешкался – прикроет щит товарища. Тот растерялся – рядом на вас двоих есть еще один воин, более опытный, с ним-то точно не пропадете. Именно так и выручали Марка и Гая другие легионеры на первых порах.

Хотя и Гай был смышлёнее, первобытный страх смерти оказался сильнее всякого ума. Поначалу и он, и Марк, стояли с видом растерянных котят на первой охоте, не знающих, на кого прыгать, кого драть своими тонкими детскими когтями… Казалось, все выученные удары вылетели из головы, и, если бы не центурион, указывавший на очаги сражения своим оружием, они бы и не додумались вынуть из ножен свои кинжалы.

Но те времена были позади. Теперь Марк и Гай не только боялись меньше прежнего, они начинали упиваться схваткой. «Я или он? Я!» – говорило каждый раз что-то животное внутри. Они чувствовали себя хищниками, львами, что дерутся с гиенами. Ни Марк, ни Гай этих гиен не видели, но слышали рассказы про звериные бои на гладиаторских аренах.

– Для совершенного счастья не хватает только Поллукса, – вздохнул Марк, когда они месили тесто для хлебных лепешек вместе с Гаем.

Лицо приятеля вдруг побледнело. На него будто надели трагическую маску, оно стало жестким, холодным.

– Мне кажется, я больше его не увижу, – произнес он и замер, погрузив пальцы в липкое тесто.

– Что за глупости ты говоришь! – воскликнул Марк, нахмурившись. – Сам Цезарь будет с нами на поле боя. Мы не можем не одержать победы! А потом он снова прибежит, вот увидишь. Поллукс же умный…

– Я сомневаюсь не в нашей победе, – продолжал все тем же металлическим голосом Гай. – А в том, что выживу в сражении! Предчувствие, знаешь?