Гладкое личико

Мимо прошла уборщица Сима в сером халате и с серым лицом. Со слуховым аппаратом в ухе. Она несла швабру, на которую была намотана мокрая тряпка.

– Привет, – сказала ей Люся.

– Ой, моя миленькая, – обрадовалась Сима. – Моя красавица, куколка…

Она ласкала Люсю глазами и словами, потому что Люся всякий раз при встрече давала ей денежку. Не много, но все-таки… Сима была глухая, пьющая, опустившаяся, и было непонятно – сколько ей лет: сорок или шестьдесят.

Люся любила Симу за фон. На ее фоне Люся осознавала, что живет хорошо. У нее, правда, умер муж. Но, как говорят в народе, она «хорошо осталась». При всех удобствах. Квартира, машина, дача, гараж. Плюс к тому подруга Нина и друг Фернандо. Фернандо, конечно, звезд с неба не хватает. Это не то что муж. Но ведь и Люся не та, что была. Как любила говорить домработница Маня: «Надо понизить критерий».

В овощном отделе Люся купила четыре морковки, пять луковиц, два апельсина и бутылку сухого вина.

Она возвращалась домой, мысленно видела накрытый стол: салат из тертой моркови, запеченная курица с золотистой корочкой, в кольцах золотистого лука. На десерт апельсин и рюмочка вина. Для себя одной не стала бы так стараться. Для себя готовить скучно. А для другого – большой труд. Вот и выбирай.

Фернандо пришел на полчаса раньше, что не полагается. Люся была еще в переднике и в тапках, не успела накрасить губы и щеки, выглядела не блестяще. Пришлось шарахаться в ванную и там торопливо обезьяньей лапкой растирать помаду на щеках. Получилось неравномерно.

Фернандо тем временем снял ботинки и в носках прошел на кухню. От его носков пахло сыром, от пиджака потом, от лица табаком. Но Люсе это нравилось, от Фернандо пахло жизнью, жизненными испарениями, его молодой энергией. Энергия передавалась Люсе, и у нее начинали блестеть глаза.

Фернандо сел за стол, потер руки и проговорил:

– Клюй, где посыпано… – И начал жадно есть. Должно быть, он сегодня не завтракал.

Люся села напротив. Ей нравилось смотреть, как он жует, как двигаются у него губы.

Мимика еды остается у человека с детства и закрепляется навсегда. И сейчас, глядя на сорокалетнего Фернандо, она легко представляла, каким он был ребенком. Толстым, кудрявым, неопрятным купидончиком. Он таким и остался: толстым, кудрявым и неопрятным. Детство легко просматривалось в нем.

А муж никогда не был маленьким. Он всегда был высоколобый, лысеющий ото лба. Люся любила выходить с ним на люди, в гости и в театр, он везде неизменно оказывался самым умным. Она – подруга гения. А сейчас она – нуль без палочки. Ее палочка умерла.

С Фернандо в гости не пойдешь. Он может напиться и заорать песни, может испортить воздух жизненными испарениями. Как говорили в мексиканских фильмах: это человек не нашего круга.

Но Люся вдруг открыла для себя, что жизнь многообразна и состоит не только из интеллектуального труда. Есть много других профессий и способов выражать себя. И все интересно. И надо быть снобом, чтобы ценить одно и обесценивать другое.

– Вкусно? – спросила Люся.

– Когда серединка сыта, краешки играют… – Фернандо захохотал и подмигнул, на что-то намекая.

Он ел руками. Его руки и рот блестели от жира.

Люся поднялась, чтобы дать ему бумажную салфетку. Но салфеток не оказалось на месте. Наверное, они кончились. А может, она переложила их в другое место. Но вот куда? Люся стояла и раздумывала.

– Сядь, – ласково приказал Фернандо. – Поговорить надо.

– Ну говори…

– Нет, барашек. Ты сядь.

Люся села.

– Значит, так. Давай поженимся…

Фернандо посмотрел пронзительно, и Люсе показался знакомым этот взгляд, но она не вспомнила: откуда.

– А зачем? – Люся покраснела.

– Как это «зачем»? – удивился Фернандо. – Я тебя соблазнил. Склонил к сожительству. И, как порядочный человек, я должен на тебе жениться.

– Вовсе не должен. Я не девушка. Ты не лишал меня невинности. У меня было много мужчин.

У Люси действительно было много мужчин: до мужа и при муже. Но предложение ей сделали только два раза в жизни: муж и Фернандо.

– Ты не девушка, – согласился Фернандо. – Одинокая женщина. Заболеешь, стакан воды некому подать. И мне уже сорок. Определяться надо. А то болтаюсь, как говно в проруби. На сухомятке живу.

– Но я старше тебя, – осторожно напомнила Люся.

– Старше, моложе – какая разница. Нам же не детей рожать. У меня есть сын. Усыновишь моего сына, будет и у тебя.

– А сколько ему лет? – спросила Люся. Она знала, что у Фернандо в Воронеже есть ребенок.

– Через четыре месяца восемнадцать.

– В восемнадцать не усыновляют. В восемнадцать можно самому иметь детей.

– Если через месяц распишемся, то все можно оформить.

– А зачем это надо? – не поняла Люся.

– У тебя будет полная семья: муж, сын. Будешь заботиться о нас, а мы о тебе.

Как хорошо, как просто и незатейливо он рассуждал. У Люси на глазах выступили слезы. Последнее время она вообще стала слезлива.

– Но почему именно я?

Люсе казалось, что у Фернандо может быть широкий выбор. Во всяком случае, в своем кругу.

– Потому что ты барашек. Я тебя люблю.