Гламорама

— Нам нужно быть осторожнее, — говорит Ева.

Внезапно над нами нависают две тени и кто-то восклицает:

— Виктор? Привет, старик, как дела?

Вдохнув поглубже, я отвечаю на это отработанной улыбкой.

— А, привет! — говорю я, протягивая руку.

Перед нашим столиком стоит парочка наших сверстников в очень модном прикиде. Парень — его я не узнаю — хватает протянутую руку и трясет ее с такой интенсивностью, словно хочет сказать: «Вспомни меня, ну пожалуйста, ты ведь такой крутой!», а его спутница, пытаясь удержаться на месте в окружающей ее толчее, умудряется приветственно помахать Еве рукой, и Ева машет ей в ответ.

— Коррин, — говорит парень, — это — Виктор Вард — ох, извините, — поправляется парень, — я хотел сказать — Виктор Джонсон. Виктор — это Коррин.

— Очень приятно познакомиться, — говорю я, пожимая руку Коррин.

— А это Лорен Хайнд, — говорит парень, делая жест в сторону Евы, которая продолжает улыбаться, но остается на месте.

— Привет, Лорен, похоже, мы уже встречались, — говорит Коррин. — На бенефисе Кевина Окойна? В Челси-Пирс? Нас познакомил Александр Маккуин. MTV брало у тебя интервью. По-моему, это были съемки какого-то фильма?

— Да, да, конечно, — говорит Ева. — Да, Коррин, разумеется.

— Привет, Лорен, — говорит парень — может быть, чуточку более смущенно, чем следует.

— Привет, Максвелл, — томно отзывается Ева.

— А вы откуда друг друга знаете? — удивляюсь я, посмотрев сперва на Максвелла, а затем на Еву.

— Мы с Лорен встречались на пикнике для прессы, — объясняет Максвелл. — В лос-анджелесских «Four Seasons».

Ева и Максвелл явно намекают друг другу на что-то очень личное. Я беззвучно рыгаю.

— Популярное местечко? — спрашивает меня Максвелл.

Я выдерживаю паузу, перед тем как ответить вопросом на вопрос:

— Что, играем в «да и нет не говорите»?

— Чувак, о тебе все кругом только и говорят, — отзывается он после секундного молчания.

— Это мои пятнадцать минут славы.

— Да уж скорее час, — смеется Максвелл.

— Мы скорбим насчет Хлое, — перебивает его Коррин.

— А вы придете на вечеринку в «Life»? — спрашивает Коррин.

— Ну да, разумеется, наверное, — отвечаю я расплывчато.

Мы с Евой рассматриваем безразлично Коррин и Максвелла, пока до них не доходит, что мы вовсе не собираемся приглашать их посидеть вместе с нами, и тогда они прощаются с нами, и Максвелл снова жмет мне руку, и они исчезают в толпе, собравшейся у бара, и люди теперь смотрят на Коррин и Максвелла совсем по-другому, потому что они разговаривали с нами, потому что они создали иллюзию того, что с нами знакомы.

— Боже, я никого не узнаю, — говорю я.

— Тебе нужно снова изучить фотоальбом, который тебе дали, — говорит Ева. — Запомнить все лица вместе с именами.

— Верно.

— Я проэкзаменую тебя, — говорит Ева. — Мы займемся этим вместе.

— Хорошая идея, — говорю я.

— Ну и как чувствует себя Виктор Вард? — спрашивает Ева с улыбкой.

— Он участвует в создании лица нашего десятилетия, зайка, — язвительно сообщаю я.

— Только будущее окончательно расставит все по местам, — осаживает меня Ева.

— По-моему, будущее уже наступило, зайка.

Мы оба ржем как сумасшедшие. Но затем я смолкаю, чувствуя уныние и нежелание продолжать беседу. Ресторан набит людьми под самую завязку и все далеко не так ясно, как хотелось бы. Люди, которые приветственно махали нам рукой, видели, как Коррин и Максвелл остановились у нашего стола и скоро на нас обрушится целая толпа визитеров. Я выпиваю еще одну чашечку саке.

— Да что у тебя такой постный вид? — восклицает Ева. — Ты же звезда!

— Тебе не кажется, что здесь холодно? — спрашиваю я.

— Да что с тобой? У тебя просто ужасный вид!

— Тебе не кажется, что здесь холодно? — спрашиваю я снова, отмахиваясь рукой от мухи.

— Когда ты едешь в Вашингтон? — спрашивает она наконец.

— Скоро.

6

0

Джейми сказала:

— Ты рожден под единственным знаком гороскопа, который не является живым существом.

— Что ты имеешь в виду? — ворчу я.

— Ты — Весы, — сказала она. — А весы — неживые.

Я лежал и думал: «Интересно, на что она намекает?» Я лежал и думал: «Я хочу трахнуть ее еще разок».

— Но я всегда считал себя Козерогом, — вздохнул я.

Мы лежали на лужайке, по краям которой росли деревья в красках осени, и я прикрывал глаза рукой от яркого и все еще жаркого солнца, пробивавшегося сквозь листву; наступил сентябрь, лето кончилось, мы лежали на лужайке кампуса и слышали, как кто-то блюет в комнате с открытым окном на втором этаже Бут-Хауса, а из другого окна звучит Pink Floyd — «Us and Them» — я снял рубашку, а Джейми кое-как растерла крем для загара по моей спине и груди, и я думал обо всех девушках, с которыми я переспал за это лето, группируя их попарно, распределяя по категориям, удивляясь случайно обнаруженным аналогиям.

У меня онемели ноги, и тут проходившая мимо девушка сказала, что ей понравился рассказ, который я зачитал на занятиях по писательскому мастерству, Я кивнул, не удостоив девушку особенным вниманием, и она пошла дальше. Я нащупал презерватив, лежавший в моем кармане. Я принял решение.

— Я уйду с этого курса, — сказал я Джейми.