Съемки с похорон Хлое в Нью-Йорке.
Я сижу, заплаканный, в первом ряду, Элисон Пул и Бакстер Пристли утешают меня.
Интервью с Фредом Томпсоном, Гровером Норквистом и Питером Мандельсоном.
Я гуляю по Вашингтон-сквер.
Снова папа. Он выходит из гостиницы «Palma» в Майами в компании все той же женщины лет сорока пяти с темными волосами, приятной внешности, но не настолько приятной, чтобы привлекать к себе всеобщее внимание. Отец и эта женщина держатся за руки.
Вот они стоят перед клубом «Bombay», и она чмокает моего отца в щеку.
И тут я узнаю ее.
Это Лорри Уоллис.
Англичанка, с которой я познакомился на «Королеве Елизавете II».
Жена Стивена Уоллиса.
Та самая женщина, которая настаивала, чтобы я ехал в Англию.
Женщина, которая узнала Марину.
Я наклоняюсь к телевизору, чтобы сделать его погромче и услышать ее ответы на вопросы интервьюера, но на кассете нет звука и я слышу только фоновый шум.
Наконец, папа и Лорри Уоллис у Кэрол Лаксальт на рождественском балу. Папа стоит возле куста цветущей пуансеттии и жмет руку Джону Уорнеру.
А на заднем плане, попивая пунш из крошечной стеклянной чашки, на фоне огромной рождественской елки, усыпанной огнями, стоит Ф. Фред Палакон.
Я прикладываю руку ко рту, чтобы не закричать.
9
Я вновь набираю сестре.
Телефон звонит три, четыре, пять раз. Она снимает трубку.
— Салли? — Я задыхаюсь и говорю сдавленным голосом.
— Кто это? — спрашивает она подозрительно.
— Это я, — с трудом выдавливаю я. — Виктор.
— Ага, — говорит она с сомнением. — Я бы попросила вас — кто бы вы ни были — больше не звонить сюда.
— Салли, но это действительно я, послушай…
— Это тебя, — говорит она вдруг.
Затем, судя по звукам, трубку кому-то передают.
— Алло? — раздается в трубке мужской голос.
Я ничего не говорю, просто внимательно слушаю.
— Алло? — вновь повторяет тот же голос. — Виктор Джонсон слушает. Кто говорит?
Я молчу.
— Чувак, это было бы очень круто с твоей стороны, если бы ты перестал доставать мою сестру, — говорит голос. — Договорились?
Я молчу.
— До свидания, — говорит голос.
Щелчок.
На другом конце провода повесили трубку.
10
Давид попросил, чтобы я его не тревожил. Он вручает мне свитер и предлагает, чтобы я сходил прогуляться. Девушка, раздетая догола, сидит на коричневом плюшевом диванчике и курит сигарету. Она бросает на меня нетерпеливые взгляды. Я повинуюсь как зомби.
За дверью, уже в коридоре, я спрашиваю Давида:
— Почему ты думаешь, что я вернусь?
— Я тебе верю, — говорит он, улыбаясь и подталкивая меня к двери.
— Почему? — спрашиваю я.
— Потому что тебе некуда идти, — объясняет он, продолжая улыбаться.
Он так обаятелен при этом, что мне остается только кивнуть ему и даже поблагодарить.
— Спасибо, — говорю я Давиду.
У меня за спиной девушка направляется к кровати. Она останавливается, поигрывая всеми мускулами своего накачанного тела и что-то настойчиво шепчет Давиду по-итальянски.
Давид закрывает дверь. Я слышу, как поворачивается ключ в замке.
11
Я спускаюсь на служебном лифте в вестибюль, на улице ночь, улицы влажные от сырости, и капли воды стекают по фасадам зданий, мимо которых я прохожу, хотя дождя нет. По улице проезжает такси. Я уступаю дорогу стремительно мчащимся навстречу роллерам. И меня по-прежнему кто-то снимает на камеру. Сколько раз меня предупреждали? Сколько раз я пропускал предупреждения мимо ушей?
12
Через час я возвращаюсь в гостиницу. На служебном лифте поднимаюсь на свой этаж. Медленно пересекаю пустынный коридор. У дверей номера вынимаю из кармана ключ, но решаю прежде постучаться.
Никто не отвечает.
Я поворачиваю ключ в замке.
Я толкаю дверь.
Давид, голый, лежит мешком на полу в ванной. Не видно никаких крупных ран, но кожа словно вся исколота во многих местах и я абсолютно не понимаю, что с ним случилось. Пол вокруг Давида залит кровью и усыпан мелкими осколками фарфоровой посуды из нашего номера. Свет, льющийся в ванную из гостиной, придает всему зрелищу в высшей степени драматический оттенок. Девушки нигде не видать. Проклиная себя на чем свет стоит, я спускаюсь в бар.
13
В соседнем номере гостиницы «Principe di Savoia» реквизитор заряжает мини-«узи» калибра 9 мм.
14