Глас бесптичья

Эрез расправил крылья, и добрая половина парка погрузилась во мрак. Головы чудовища рычали, раскрывая изогнутые клювы. Взгляд его чёрных глаз был прикован к бледному эовину, висевшему в пространстве без какой-либо опоры. Монстр готов был сию же секунду атаковать, но Эйрих оказался быстрее. Он развёл руки в стороны и застыл, словно распятый. По его пальцам пробежали едва различимые электрические разряды и через мгновение устремились к небесам. Оттуда, из мрачных облачных массивов, вниз, из небытия, из самых дальних закоулков безумного сознания Сфорце, устремились гигантские металлические отростки, чем-то напоминавшие те, что использовала Реза. Они выглядели ржавыми и поношенными, на их концах сверкали разветвлённые лезвия, отчасти закрученные в спираль. Щупальца медленно тянулись к своей жертве и, иногда соприкасаясь меж собой, издавали масштабный, хтонический скрежет, низкочастотным гулом отдававшийся во внутренностях эовинов и птиц.

Эрез гневно вскричал. Между ним и дьявольскими отростками вспыхнул фиолетовый свет, и титанический орёл взмыл в небо, готовый сражаться до победного конца. В тот же миг щупальца, до этого лениво спускавшиеся к земле, ускорились стократно и, словно, ураган обрушились на орла. Дьявольская буря поглотила небо. Спиралевидные лезвия, демонические отростки, длина которых достигала нескольких километров, Эрез, превратившийся на их фоне в чёрную точку — всё слилось в единое месиво, единую симфонию хаоса, словно звучавшую из врат ада. Эовины пали ниц пред разразившимся буйством в водах Вайроса, они были поглощены страхом, скованы ужасом, инстинктом самосохранения. Они не смели поднять глаз на ревущие небеса, где среди туч и молний, бились два ирреальных чудовища, два столпа гротеска, два апостола апокалипсиса, призванные в этот мир человеческими существами. Один Эйрих фон Сфорце мог взирать на эту битву, лишь он, избранный результат многочисленных генных экспериментов своей семьи, смел быть её частью. Он ощущал могущество орла, ощущал собственную силу, и с каждой минутой понимал всё отчётливее, что его планы непоправимо испорчены. Реза пала жертвой двуглавого чудовища, у замысла идеального будущего появился ещё один ужасный враг, эффект неожиданности потерян — все преимущества, в том числе и исключительная сила Эйриха, были поставлены под сомнение. Но тот не сдавался и продолжал направлять металлические отростки, в надежде спасти хотя бы малую часть своего плана. Эрез адскими воплями, потрясающими небеса, разрывал щупальца на тысячи частей, но оттого меньше их не становилось. Новые отростки продолжали выходить из мрачных небес и со скоростью звука наносить удары противящемуся им существу.

— Когда же ты остановишься! — вскричал Сфорце. — Ты лишил меня друга, а теперь хочешь лишить весь мир будущего? Но что если я решу лишить тебя кое-чего важного?

После этих слов одно из щупалец рванулось к Раапхорсту, лежавшему на каменной плите рядом с Леоном, Максимом и Интсернисом, и орёл, заметив это, со всей доступной ему скоростью устремился к своему создателю. Он на лету издал чудовищную по своей силе пси-вибрацию, и отросток растворился в пространстве, словно синеватый дым от сигареты. Так он заблокировал ещё несколько атак, после чего его враг на мгновение остановился.

«Проклятье! — мысленно вскричал Эйрих. — Если бы я не оставил Раапхорста позади, сейчас у меня был бы шанс усмирить этого монстра. И Инстерниса не дозваться, эта тварь блокирует почти все мои мысли. Не понимаю… Граус держит Максима в заложниках, но Евгений даже не думает отозвать орла. В чём дело? Он поставил судьбу человечества выше судьбы родного человека или просто не способен вмешаться в битву? Его зверь перестал слушаться? Что ж, если его не могут остановить даже мои атаки…»

В его разуме, подобном машине, ровным строем пронеслось несколько мыслей. Каждая из них сложилась в единую картину, на которой Сфорце узрел спасительное решение. Он ухмыльнулся и прошептал, не спуская глаз с поля битвы: «Хорошо, пусть будет так. Но сколько бы вы ни упирались, вам не удастся избежать участи, уготованной этому миру. За сотни лет, что я прожил, я научился терпению, вы же непростительно молоды и горячи. Однажды вас не станет, а я вернусь на эту землю, и в следующий раз ничто не сможет мне помешать».