Глас Времени

– Выдернул! – уточняет он, плюхаясь в плетеное кресло-качалку. – А то надоел шататься. Обмотал плоскогубцы бинтом – и дело с концом.

– Сурово. А что за траву ты там собирал?

– Листья подорожника. – Лотар ставит на стол миску. В ней зеленая кашица с выступающей по краям жидкостью.

– В доме нет ничего другого? Мазь какая-нибудь, я не знаю… Может, поискать аптечку?

– Зачем мазь, когда под рукой отличное средство народной медицины?

– В детстве мне прикладывали подорожники к разбитым коленкам, но что-то я не припомню ошеломляющего эффекта.

– Сами по себе листья малоэффективны. Для того чтобы полностью раскрыть целебные свойства, нужно растолочь их до консистенции, близкой к каше. Сок подорожника – просто чудо! Он помогает заживить рану вдвое быстрей. – Лотар трогает ссадины на побитом лице. – Я не метросексуал, просто рожу нужно привести в надлежащий вид. Нас, как-никак, ждет возвращение!

– Кстати, ты в это веришь?

– Иначе говоря, верю ли я Лабберту? Нет, не верю. Зато верю, что насчет нас он действительно получил указания откуда-то свыше. Ему просто указали на допущенную ошибку, и теперь он будет стараться её исправить.

– Выходит, через день-два будем дома?

– А почему нет? В противном случае нелогично было бы поселять нас в таких хороших условиях.

– Я тоже об этом думал. Ведь куда проще нас расстрелять. – Иосиф делает паузу и по-русски, с характерным грузинским акцентом, поднимая указательный, повторяет: – Расстрелять!

Лотар смазывает лицо соком подорожника и улыбается:

– Сталина изображаешь?

– Откуда ты знаешь? Я ведь сказал по-русски.

– Брат, слово «расстрелять», – произносит Лотар на русском, – я знаю. Это выражение олицетворяет твоего вождя. А я не такой отсталый элемент социума.

– Моего вождя? С каких пор этот тиран стал моим? Мой вождь – президент Российской Федерации. Да и то сугубо номинально. Какое мне дело до вождей минувшего?

– С историей своей страны необходимо считаться, какой бы ужасной и невыносимой она ни была.

– В таком случае, мне всегда было интересно узнать, каково же вам, немцам, считаться со «своим» Гитлером?

– От лица всех немцев ответить не могу.

– Хотя бы ответь за себя.

– Часто я испытываю чувство стыда. Хотя всегда держу на заметке, что чувство исторической вины нам, трем поколениям послевоенных немцев, навязали. В редкие минуты, когда сознанию удается скинуть с себя предвзятость, признаю всю ответственность гитлеровской эпохи, но чувства стыда уже нет. В особенно редкие минуты, когда к отключению предрассудков присовокупляется недовольство современным миром – безумно горд.

– Ах, горд? Еще скажи, что разделяешь идеологию, тогда я, не раздумывая, вылью этот зеленый раствор тебе на голову.

– Нет, идеологию не разделяю. Нацизм и фашизм – вещи ужасные. Но подумай о том, какая мощь концентрировалась в руках этих людей! Это первый прецедент за всю историю. Такого, возможно, никогда не повторится. Грандиозность во всем, грандиозность везде. Даже наше поколение любителей гаджетов и айфонов твердо хранит воспоминания о тех временах.

– Если я тебя правильно понимаю, не важно, каким ты будешь, плохим или хорошим, главное, чтобы твои действия сочетались со словом «грандиозно»?

Лотар утвердительно кивает, перелистывая страницу.

Солнце спешит к горизонту. Желая насладиться еще одной кружечкой чая на фоне разгорающегося заката, Иосиф спешит в дом, кипятит воду, заваривает свой напиток и возвращается на веранду. Лотар раскачивается в кресле, лицо он плотно обклеил листьями, остались видны только глаза. Всюду витают тростниково-сладкий запах зелени и неповторимое благоухание сельского вечера.

– Тебе не приходило в голову, что нас просто убило током на той электростанции? – непринужденным тоном спрашивает Лотар, не отрываясь от чтения газеты.

– И это никакие не временные путешествия, а загробный мир? – подытоживает Иосиф. – Я сразу об этом подумал! Смерть от удара электричеством, потеря рассудка, промыслы потусторонних сил… Какие только мысли меня ни посещали! Но проблема в том, что если явления в этом времени не реальны, я не смею утверждать, что таковыми являлись события всей моей предыдущей жизни. Так что, Лотар, в эту действительность я верю твердо. Если все это смерть, тогда что такое жизнь?

– А я, по правде говоря, до того, как оказался в гестаповском кабинете, был полон сомнений. Даже когда валил штурмовиков, колебался касательно реальности. Знаешь, в голове такое легкое чувство, все будто плывет, и ты думаешь: «эй, а это точно происходит со мной?». Потом какая-нибудь незначительная мелочь возвращает к реальности, и все будто проходит. Вот такие дела.

– Ты будешь смеяться, но я проходил через это задолго до временных перемещений, лет пять-шесть назад. Тогда я буквально страдал от похожего состояния. Но в этот раз то, что ты описываешь, меня не коснулось. – Иосиф отпивает из кружки теплый ароматный напиток. – Ну, что ж, поживем – увидим. Может, сумеем что-то понять. Сможем объяснить, что произошло. Кстати, ты был прав: если вернемся обратно, о том, что с нами случилось, нужно молчать. Расскажем – станем посмешищем.