Глас Времени

На особняк, в котором под стражей содержатся гости из будущего, наваливается ночь. Одинокий дом на фоне серебристых звезд якобы заброшен. Ветки старого дуба скребутся о мутные окна. Створками забытого оконца где-то на чердаке хлопает ветер. Во мраке ночи эти звуки можно спутать с глухими кладбищенскими стуками лопаты о прогнивший гроб. Усадьба обнесена кустарником примерно в человеческий рост. В зарослях, словно мыши, кишат эсесовцы. Время от времени они стреляют друг у друга папиросы и обветренными губами с наслаждением пускают дым. Их молодые бледные лица смотрятся странно в таких обстоятельствах. Экипировка, оружие, серьезное задание повышенной секретности – все это не для них, юных детей Германии. Конечно, каждый из них кипит фанатизмом и готов выстрелить, но ведь особенность орудий наступившего века такова, что выстрелить без всякого усилия может и ребенок. Нет нужды поднимать тяжелое копье, как когда-то делали предки. Уже ни к чему те сильные внутренние импульсы, заставлявшие вздымать над головою мечи. Человеческое стремление к убийству сильно упростило механизмы умерщвления. Когда-то побуждением служили исконные чувства: любви к женщине, желание защитить, теперь же – слепая вера в сомнительные идеалы.

Одна из четырех стен белого дома мерцает багровым оттенком. Минутой прежде Иосиф разжег в мангале огонь. Дрова и бумага, в силу своей сухости, занимаются моментально. Лотар приносит с веранды маленький стол.

Вечером, пока они пили чай и беседовали, из Мюнхена пришла машина: им привезли ужин. Точнее, продукты, из которых они должны его приготовить. В бумажном свертке – маринованное мясо, пиво и овощи.

– Наверное, это насмешка, – бурчит Лотар, насаживая на шампур куски мяса. – Выбить человеку тройку зубов, а потом угостить мясом. Все же, превозмогая боль, назло всем, я буду жрать! Пить пиво и жрать! Ибо последний раз я ел восемь десятилетий назад.

– Вперед, – поправляет Иосиф.

– Какое это имеет значение?

– И впрямь.

Угли весело потрескивают. Мясо покрывается аппетитной корочкой, испуская заманчивый аромат. Эсесовцы, расставленные по периметру, теперь всё чаще снуют ближе к огню. В оцинкованном ведерке много заготовленной свинины, но друзья не собираются делиться, пока не насытятся сами. Таков истинный закон природы выживания. Но прежде всего – закон голода.

Откупоривают пиво. Бутылки веют прохладой, а из горлышка поднимается легкий дымок.

– Замечательно! – восхищается Иосиф, закусывая пиво мясом и запеченным луком. – Как только ваш Гитлер от всего этого отказывается?

– Для того чтобы занимать в этом мире достаточно высокое положение, нужно ставить себя в жесткие рамки ограничений. Чем выше эти рамки, тем выше положение. Человек, отказавшийся от всего, кроме власти, власть будет иметь в избытке. Как отказавшийся от излишков еды получит фигуру, а от развлечений и праздности – светлый ум и ясные мысли. Если Гитлер начнет пить шнапс наравне с уличными пьянчугами, он быстро закончит политическую карьеру. Люди перестанут его слушаться, когда поймут, что он такой же человек с земными слабостями, а вовсе не мессия, посланный провидением.

– А если люди сами начнут вести трезвый и правильный образ жизни? Чем тогда хвастаться Гитлеру?

– Здесь дело не в хвастовстве. В обществе и сейчас много тех, кто либо не пьет совсем, либо крайне редко. Он, как фюрер целого народа, просто обязан служить примером. Что если, скажем, он разжиреет, как Геринг? Если сопьется? Кому нужен такой вождь? Его будет ждать бесславная дорога на свалку истории.

– По-видимому, тяжело постоянно во всем себе отказывать?

– Вряд ли. Когда на тебя смотрят миллионы, есть ради кого идти на лишения. Тем более в чем на самом деле он себе отказывает? – Лотар поднимает бутылку пива. – В этом? Или, – взглядом указывает на солдата, дымящего сигаретой, – в этом? Это категория вредных привычек, которые противоречат истинной природе человека.

– Если мне не изменяет память, вредность табачного дыма откроют только в 50-х, – говорит Иосиф. – А вред от алкоголя люди не распознают и в наше время. В целом, Лотар, ты говоришь правильные вещи: чтобы вершить дела, нужно иметь трезвое, незатуманенное сознание. Но тогда как быть с нашим Сталиным и с их, – указывает на север, – Черчиллем? Оба не прочь побаловаться спиртным. Оба почти всегда обкурены…

Вспышка на горизонте обрывает Иосифа. Это взблески отдаленных молний. На востоке, за сотни километров отсюда, бушуют две стихии. Стихия Земли – порывистый ветер с дождем и грозами. Стихия человечества – град рукотворного огня, взрывы и выстрелы.

– Там война! – вздыхает Иосиф.

– И потенциально мы можем стать ее свидетелями. Махнем на границу?

– Мертвый свидетель все равно не свидетель, – мотает головой Иосиф. – Пользы от нас двоих в зоне боевых действий не будет никакой. Вот куда бы я сейчас отправился, так это на встречу с каким-нибудь влиятельным политиком рейха. Например, с Гитлером, чтобы его прикончить.

– Почему бы тебе не отправиться на Восток, прикончить Сталина?