– Детка, ты вся истекаешь, но мы, к сожалению, планировали сегодня проявить особый интерес именно, к твоему заднему сокровищу, – сказал Владимир.
У обоих самцов возбуждение сильно нарастало. Они с вожделением разглядывали темно-розовый бархатный кружочек между ягодиц девушки. Ее ножки оставались в шелковых чулках и были чуть согнуты в коленях. Владимир решил быть первым, как впрочем, везде и всегда. Он взял коробочку, в которой лежало душистое масло и, намазав им длинные пальцы, начал обильно смазывать анус девушки. Пьяная Глаша почти не испытала неприятных ощущений от того, что в ее расслабленную норку ввели сначала один, потом два пальца. Ею начала овладевать новая волна возбуждения. Хотелось, как не странно, двигаться навстречу пальцам. Она начала потихоньку подмахивать этим дерзким движениям.
– О, моя дорогая, ваша попа, оказывается, очень любит содомию, – сказал, улыбаясь, Владимир. – Ну ка, Игнат, раздвинь пошире толстые щечки, я отправлю в путь дружка покрупнее.
Игнат крепко держал ее зад, словно хотел показать этой нежной барыньке, что она никуда не уйдет, не свернет в сторону от этой страшной и новой для нее ласки… Несмотря на то, что Глаша была пьяна, резкая боль пронзила ее насквозь. Она стала извиваться задом, пытаясь соскочить с высокого табурета. Владимир, ловко перехватив ее руки, завел их немного назад, так, что она «клюнула» вперед носом и не смогла сопротивляться. Игнат одним коленом слегка придавил голову девушки. Глаша стонала и плакала, прося пощады, но ее мольбы остались без внимания.
Дальнейшее она помнила с трудом: на смену резкой боли постепенно пришло долгожданное удовольствие – сладострастное, почти животное ощущение полноты греховного естества.
Владимир ритмичными движениями двигался в ней. Она уже скорее не плакала, а лишь стонала, тонкая талия выгибалась под ударами сильного орудия. Владимир начал двигаться резче и, наконец, с сильным рычанием кончил, излив горячее семя в Глашино нутро.
Он отошел, пошатываясь от Глаши, и плохо соображая, лег на кровать. Глаша, к удивлению обоих мужчин, не соскочила с высокого табурета, а продолжала покорно лежать на нем, как жертва заклания, еще больше выпятив круглый зад. Не было необходимости заламывать ей крепко руки и держать ягодицы. Она ждала Игната.
Его фаллос вошел, словно хозяин, по проторенной тропе. Его движения немного отличались от резких движений Владимира, тем паче, что он умудрялся еще ласково нажимать на твердый и распухший бутон девушки. Глаша почувствовала, что близка долгожданная разрядка. Она принялась с силой насаживаться на ствол Игната, испытывая такое удовольствие, что ее оргазм совпал с оргазмом смуглого красавца. Глаша кончала долго, бурно и сладострастно, открывая пунцовый рот и судорожно хватая воздух.
После этого, все трое оказались на широкой кровати. Мужчины, лежа на спине, сразу заснули глубоким и здоровым сном. Глаша, пошатываясь, обошла комнату и погасила свечи.
На дворе уже стояла глубокая ночь. Она, недолго думая, легла между мужчинами, повернувшись спиной к Игнату и придвинув к нему голый зад, рука обняла за шею ненаглядного Владимира. И тоже крепко заснула. И только большая, убывающая луна светила в оконный проем сквозь ночные быстробегущие облака.
Глава 8
Утреннее ласковое солнышко, заглянув в проем окна банной горницы, осветило неярким, еще нежным светом троих, крепко спящих, молодых людей. Тела их, окутанные густым покровом Морфея, причудливо сплелись меж собой длинными руками и ногами.
Глаше снилась пестрая вереница беспокойных и коротких, как облако, снов.
В последнем сне виделось, как горничная Маланья почему-то легла на нее сверху, цветастая широкая юбка закрыла тело плотным шатром, стало трудно дышать. Затем, Маланья с грохотом спрыгнула на пол, огромные босые ноги заплясали вприсядку, широкое лицо расплылось в улыбке, выставив напоказ желтые лошадиные зубы. На смену улыбке пришла напускная суровость: рыжие брови сошлись на переносице, и Малаша с криком: «Я вот, тебе, сейчас задам!», бросилась догонять Глафиру. В полных руках покачивался огромный прутковый веник. В два прыжка Маланья, словно ведьма, догнала несчастную и, заскочив всей тяжестью на хрупкие плечи, подмяла под себя. От тяжести Глафира свалилась на землю, как подкошенная. Химера в образе Маланьи принялась лупить веником голое, беззащитное тело. Глаша с трудом уворачивалась от града хлестких ударов, они сыпались ей на ноги. Удары перешли в однообразные тычки, рукоять веника застыла на бедре и плотно упиралась в нежную плоть.