«Гласность» и свобода

Потребность в независимой информации о Советском Союзе была в эти годы так велика и у нас, и за рубежом, что параллельно с ростом объема и серьезности материалов журнала «Гласность», посоветовавшись с Аликом Гинзбургом, примерно через год мы сформировали и первое в Советском Союзе (он придумал название) независимое информационное агентство «Ежедневная гласность».

Теперь каждое утро по факсу или с курьером мы рассылали пять-шесть страниц информации о прошедшем дне, собранной нашими сотрудниками ночью от сотен добровольных корреспондентов по всей стране. Плотность нашей информационной сети была так велика (иногда по четыре-пять корреспондентов в каждом городе), а опытность сотрудников и в шесть часов утра приезжавшего одного из четырех редакторов настолько безусловна, что и здесь нас ни разу не удалось поймать, хотя попытки дезинформации КГБ производил постоянно.

Особенно характерной была история с паническими сообщениями о массовых зверских убийствах в Армении, кажется, в аэропорту Звартноц. Нами было получено три таких сообщения из разных источников. Какой-то человек, называвший себя армянским священником, вопил в телефон:

– Я вижу, как несут трупы.

Андрей Дмитриевич в ужасе обратился к президентам США и Франции, к премьер-министру Германии, Подрабинек опубликовал это ложное сообщение в «Экспресс-хронике». Но мы не дали его в «Ежедневной гласности» даже как непроверенное. Кажется, всего один корреспондент сообщил нам, что это ложь, и нашего опыта было достаточно, чтобы это понять. Сахарова потом и в СССР и за рубежом обвиняли в распространении ложной информации, но «Гласность» обвинить было невозможно.

Вскоре рано утром кроме редакторов начали приезжать переводчики, появился и английский вариант – «Daily glasnost». Месяца через три при «Экспресс-хронике» открыл свое агентство и Александр Подрабинек. В эти годы он, как правило, повторял все мои действия, но с опозданием на два-три месяца. Иногда «Экспресс-хроника» разражалась странными статьями с бранью в адрес Сахарова или мой. Мне тоже то и дело в восемьдесят седьмом году кто-нибудь советовал выступить с критикой Андрея Дмитриевича («Ужасно, что он постоянно хвалит Горбачева»).

Я на это, как правило, отвечал, что Андрей Дмитриевич, как и полагается приличному человеку, доверяет до тех пор, пока не убеждается, что верить нельзя. У меня есть журнал, агентство, много информации о том, что в действительности происходит в стране, и потому я не доверяю официальным заявлениям. Когда у Сахарова будут для этого основания, он изменит свое отношение к Горбачеву, что и произошло в действительности. На статьи Саши Подрабинека я, как и Андрей Дмитриевич, не отвечал – мало ли было разных статей.

Да и времени на это не хватало – за окнами бушевали восемьдесят седьмой – восемьдесят восьмой годы. Главным было добиться освобождения тех, кто еще был в тюрьмах. В конце мая должен был закончиться трехлетний срок заключения у литературоведа и архивиста Александра Богословского, с которым я был дружен еще с шестидесятых годов. Переносил он лагерь очень тяжело, как всегда «кураторы» из КГБ пытались этим воспользоваться, шантажировали получением нового срока (тогда это было вполне реально), пытались склонить к сотрудничеству. Его жена Альбина – крестная мать моего сына Тимоши, близкий наш с Тамарой друг, была в отчаянии. Но в Москву должен был приехать с визитом Ширак, как все западные политики, он считал необходимым дать то ли обед, то ли завтрак диссидентам, и очаровательная Сильвия де Брюшар – первый секретарь посольства, советовалась со мной, кого на встречу с Шираком пригласить. Я рассказал о положении Александра Николаевича и попросил пригласить Альбину Митрофановну. Что и было сделано. Альбина получила приглашение, и ее муж тут же был освобожден, посажен в поезд так, чтобы успел к обеду в посольстве и даже снабжен деньгами на покупку одежды, чтобы выглядеть чуть менее истерзанным.

В Москву, в первую очередь в «Гласность», часто приезжал Звиад Гамсахурдия, привозил материалы, предлагал собственные проекты. Иногда его просьбы были совершенно неприемлемы: скажем, он просил рекламировать книги его отца – известного грузинского писателя, с тем, чтобы их начали переиздавать, а он поделится гонорарами с «Гласностью». Коммерческих предложений мы получали довольно много, но в эти игры никогда не играли.

Среди прочего Гамсахурдия привез документы о судьбе турок-месхетинцев и о созданном в Тбилиси «Обществе Ильи Чавчавадзе».