К счастью, тут же мне удалось уговорить помогавшего всем нам и в советское время первоклассного юриста Андрея Рахмиловича взяться за дело и убедить Орехова, что было даже практически нелегко – он был арестован, было неизвестно где находится, свиданий с ним не давали – и что надо срочно заменить адвоката. В результате кассационного рассмотрения у Виктора из трех лет остался год, из которого он половину уже просидел в следственном изоляторе, тем не менее, на полгода был отправлен в колонию под Челябинском, а выйдя на волю пришел работать в «Гласность». Его собственный кооператив был совершенно разорен. Жена стала настаивать на выезде в США.
Думаю, что на Виктора тяжелое впечатление произвела тогда достаточно гнусная история в правозащитном сообществе. Однажды мне из одной провинциальной организации прислали документ, который от имени Хельсинкской группы рассылали по стране Людмила Алексеева и Лев Пономарев (тогда он был ее заместителем).
Демократическое движение, озабоченное общими вопросами: характером сформировавшейся русской государственности и ее полумонархической конституцией было уже практически уничтожено, но еще сохранялись множество замечательных местных правозащитных групп, борющихся с произволом властей каждый в своем регионе, защищающих по мере возможности местных жителей. Разосланный им документ был о том, что по всей России создаются «общественно-государственные» правозащитные организации. Это был первый, но достаточно громкий звонок начала новой компании уничтожения теперь уже и правозащитного движения.
Проект предусматривал финансирование этих организаций губернаторами и мэрами, получение от них же помещений, оборудования и даже оплаты технических сотрудников, а правозащитники в благодарность за это (но в сотрудничестве с правоохранительными органами) должны бесстрашно и абсолютно честно, невзирая на лица, всех их критиковать и исправлять их ошибки.
Я никогда не был членом Хельсинкской группы, поэтому позвонил Сергею Ковалеву и Ларе Богораз и поинтересовался, как они дошли до жизни такой. Но оказалось, что они ничего об этом не знают: Алексеева и Пономарев рассылают этот проект втайне от членов Хельсинкской группы. Я сказал, что готов прийти на заседание группы. В результате собрание Алексеевой пришлось провести, и не только я, но и Сергей Адамович пытались объяснить, что «общественно-государственных» организаций (да еще правозащитных) не бывает, что все это превратиться в одних местах в покупку правозащитников, в других – в разделение их на удобных и неудобных с новыми преследованиями для непонятливых. И уж во всех случаях – они будут ширмой, прикрывающей истинное положение дел.
Провели голосование, с небольшим перевесом добились своего Алексеева и Пономарев – уж очень им хотелось получить кабинеты на Старой площади. Не могу поверить, что они не понимали, что делают. Впрочем, и многим другим членам воссозданной Хельсинкской группы хотелось как-то вписаться в новую государственную жизнь России.
Но начались возмущенные письма и звонки из многих организаций, получивших эту директиву, и пришлось Алексеевой и Пономареву устраивать большую конференцию с обсуждением этой идеи. Собственно говоря, она ими и планировалась, но как завершающая, победная. Этого не получилось, еще уцелевшие мощные правозащитные группы Рязани, Нижнего Новгорода, Омска выступили резко против. Выступал, конечно, и я, выступал и уже вновь освободившийся и работавший в «Гласности» Виктор Орехов. Мой доклад пропал, но доклад Виктора случайно уцелел.