Детективное практически поручение воспринял рьяно и уже через пару дней доложил: Арину в город на Неве привез тренер Тимур Волынский. Красивый, успешный, молодой. Она влюблена как кошка. Ходит за ним бледной тенью.
— Он не обижает ее?
Коллега смутился:
— Так глубоко я не копал. Понаблюдал за ними, кое с кем поговорил. Смотрит свысока. Но вроде не бьет. И не гуляет. Арине все завидуют — этот Тим в академии первый парень на деревне.
«Молод и красив. Не то что я».
Не унижаться. Выкинуть из головы глупые мечтания. Постараться забыть девчонку. Найти себе наконец — подругу своего возраста. Или хотя бы лет на пять-семь моложе.
Федор с горя шарахнул полстакана коньяка, завалился спать. И приснился ему странный сон. Обычно Аришка виделась несчастной, грустной. Даже в объятиях Морфея — хотелось ей помогать. Но сегодня девочка выглядела аппетитно, солнечно. Глаза блестят. Одета соблазнительно: шелковое платье в обтяжку. Стоит на пирсе, весело машет ему. Куда только делись вечная хмурость, надутые губы. Улыбается, притопывает ножкой от нетерпения:
— Дядь Федь! Пошли купаться быстрей!
Хватает его за руку, тянет к краю волнореза.
Он смеется:
— Аришка! Ты ведь всегда прыгать боялась!
Она хохочет в ответ:
— Я и к вам раньше подойти боялась.
— А теперь?
— А теперь хочу в любви признаться. Пока не поздно!
— Ну ничего себе!
— Простите, дядя Федечка! — Улыбается лукаво. — Мне надо было давно вам сказать. Только я все не решалась. Ну что? Прыгаем?
И они вместе врезаются в теплую воду.
Проснулся в поту, встрепанный. Машинально пощупал соседнюю подушку — холодна и пуста. Мчаться в Питер? Отбивать Арину у мальчишки?
Но куда ему тягаться — с молодым красавцем теннисистом?
Признать, что все потеряно?
Впрочем, Федор тоже играл в теннис. И часто побеждал — хотя тренировался мало, да и возраст не юный. Но ему очень помогал один тактический ход. Не атаковать самому, но вынудить противника ошибиться. Или даже не вынуждать — просто спокойно перебить через сетку несколько сильных мячей. А дальше соперник сам бросит мяч в сетку или аут.
В юридической практике прием тоже срабатывал безошибочно.
Вот и сейчас Федор решил его применить.
В конце концов, столько лет ждал — пара-другая месяцев ничего не изменит.
В конце апреля работа навалилась, накрыла цунами. Итоговые турниры, на подходе летние сборы. Дамы активно тренируются перед пляжным сезоном, спортсмены вышли на летние корты и теперь постоянно врываются в клуб в грязных кроссовках, пачкают пол кирпично-красным, трудно отмываемым грунтом. У стойки постоянно кто-нибудь трется.
В последних числах безумного месяца Арина потеряла голос. Решила: ничего страшного, просто связки перенапрягла. А слабость, что ощущается во всем теле, после зимы накопилась.
Однако местный доктор, когда пришел ругаться, что у него в кабинете не убрано, вдруг оборвал гневную речь на полуслове. Перегнулся через стойку, приложил руку к ее лбу:
— Детка моя, да у тебя жар!
И, не слушая возражений, за руку выволок из-за конторки, отвел к себе, измерил температуру, послушал легкие, посмотрел горло, вынес вердикт:
— Домой немедленно. И чтобы три дня тебя здесь не было.
Арина не послушалась. Попросила одну из уборщиц сбегать в аптеку, напилась парацетамола и почти воспрянула духом. Но через пару часов доктор явился снова. Уже не один — вместе с ним Людоед. Шеф, чуть не впервые, никаких ее возражений слушать не стал. Махнул таксисту (возле академии всегда дежурили) и лично вручил водителю тысячную купюру.
Пришлось повиноваться. Пока ехала — хотя бы успела полюбоваться разгаром весны, веселым, будто на детском рисунке, небом. И барачный их поселок сейчас, в окружении нежно зеленых деревьев, показался почти райским уголком. Арине даже привиделось: под их окном, на жалком подобии клумбы, подснежник проклюнулся!
Она немедленно бросилась смотреть. Нет, показалось. Зато увидела Тима. Он стоял в одной майке, спиной к окну. По телефону разговаривал. До чего у него фигура красивая!
Арина хотела уже встать на цыпочки и постучать, но вдруг услышала через открытую форточку:
— Ты гарантируешь, что я могу ее послать?
Что за странный разговор?
Арина присела под окном, вжалась в стену.
Тимур молчал — видно, слушал.
Потом язвительно произнес:
— Сразу не мог. Она в полицию хотела идти. Нет. Сейчас не хочет. Да нет у нее никаких повреждений! Царапины зажили. Рука болела — прошла давно. Ты точно уверена, что ее никто слушать не будет?
Пылающие щеки. Ледяной кирпич. Голос Тимура наполнен ненавистью. Значит, он все это время просто боялся, что она засудит его?! А как же их яркие ночи? Его влажный лоб на ее груди?!
А Тимур вдруг заорал на кого-то, неведомого ей:
— Да видеть я ее уже не могу! Все раздражает, все! Как она ходит. Голосок такой мерзкий, шелестящий. Лицо вечно виноватое!
Да, Тим. Ты отличный актер. «Что он в ней нашел?» — дружно чесали языки коллеги, спортсменки, мамашки. Вот вам ответ: ни-че-го. Он банально ждал, пока у жертвы пройдут синяки. И пока она влюбится в него до полного беспамятства.