Главная партия для третьей скрипки

— Ох. Жизнь прожил — а женщин так и не понял.

— Вы ведь сами сказали, — Арина посмотрела жалобно, — что у меня внешность никакая. Вот я и думала, что Людоед мне под стать. Он ведь тоже некрасивый.

— Наивное создание. Даже я — далекий от ваших людских страстей! — знаю, что миллионер — в отличие от бедного тренера — может выбирать любую. Хоть принцессу, хоть королеву.

— А мне и в голову прийти не могло, что эта мерзкая Каролина — его женщина! Что он для нее целую академию построил. Она хамила мне — я ей ответила!

— Ты еще легко отделалась, — хмыкнул Год. — Да и повезло тебе, что я как раз Атлантический океан облетал. Увидел: на пляже знакомое создание слезы льет. Ну, и опять пришлось тебя за уши тащить. Нашел этих двух чудиков, Кузю с Геной. Потом Марусю с ее гостиничкой.

Она взглянула просветленно:

— Да. Отель в Питере — это было самое лучшее.

— А дядя Федя? — старик смотрел проницательно.

Арина поникла:

— Не знаю.

— Ты не любишь его?

Взглянула жалобно:

— Я всегда его любила. Лет с шестнадцати. Но мама убедила: дядя Федя — не для меня. Слишком взрослый и слишком красивый. А потом, когда она умерла, — его рядом не оказалось. Появился — у меня уже другая жизнь. Медитации, эликсиры. Тимур. А когда в июле снова встретились и Федя мне в любви объяснился — я просто испугалась.

— Чего? — усмехнулся старик.

— Не знаю. По-моему, после Тимура, после Людоеда я считала, что не заслуживаю нормальной любви. Но я все равно потом поняла, что не могу без Феди. Примчалась сама в Москву. И увидела, что он с другой. И тут все один к одному как пошло. Квартиру отняли. В отеле пожар. Вот мозг и взорвался.

Слезы текли по лицу, превращались в льдинки. Она стряхивала их с губ, придвигалась ближе к костру, но холод все равно сковывал, давил. А от старика, что сидел рядом, и вовсе веяло могильной изморозью.

— Прости, — тихо произнес Год. — Я уже старый. Тепла не осталось. Согреть не могу.

— Да плевать мне на вас! — не выдержала Арина. — Старый — не старый! Что вы вообще несете: прекрасный год, замечательные двенадцать месяцев! Да все стало гораздо, в миллион раз хуже — с тех пор как вы в мою жизнь встряли!

Старик не обиделся:

— Ох, люди. Никак не поймете вы, что все, везде и всегда — взаимосвязано. Один месяц следует за другим. Без марта нет апреля. Без унылого ноября не наступит Новый год. Так и в вашей жизни: без падений нет взлетов. Без испытаний — не набрать силу. Без разочарований — не научиться любить.

— Так что я получила-то в итоге?! — вскричала Арина. — Мамы нет. Я бездомная. Любимый бросил. Бизнес погубила. Новый год буду встречать в психушке!

— Внученька ты моя, — мягко улыбнулся он. — Пусть так. Но ты забыла главное. Прошлый Новый год встречала совсем другая Арина. Нелюдимая. Неумеха. Девушка, которая никогда и ни к чему не стремилась. Но теперь ты совсем иная! Ты умеешь бороться. Спорить. Общаться с людьми. Улаживать конфликты. Управлять бизнесом. Ты можешь любить, ты познала страдания. Ты живешь!

— Нет! — отрубила она. — Я хочу, чтобы все вернулось, как было. Чтобы опять в оркестр. И снова жить с мамой. Вместе встречать Новый год…

— Тайком курить на балконе и загадывать желания, которые никогда не сбудутся. Эх, Арина, Арина. Ты меня разочаровала, — нахмурился старик.

Махнул рукой — и мгновенно погас костер.

Снег усилился, раскаленные поленья злобно зашипели. Вихрь снежинок взметнулся прямо перед ее лицом, залепил глаза. На короткий миг слепота — а когда смахнула мокро-снежную муть, никакого трона и старика на нем больше не было. Снег рядом с нею оказался не тронут, свеж. Искорки на дровах стремительно меркли. Холод уже не просто бил до костей — неумолимо превращал тело в мрамор.

И дикая усталость навалилась.

Арина вдруг поняла: вот сейчас она действительно может со всем покончить. Немедленно. И греха самоубийства не будет. И прыгать никуда не надо, не надо бояться удара, колких объятий воды. Достаточно сейчас лечь в снег — и все. Конец убогой, бессмысленной жизни.

Она опустилась на колени. Странно. Когда стоишь — пробирает до костей. А так совсем не холодно. Легла на бок, подтянула колени к груди. Сейчас ее заметет ледяным покрывалом — и наконец все. Навсегда. Будет только мама и старый дом отдыха на морском берегу, куда они вместе ездили каждое лето.

Она вспоминала их уютную квартиру. Тикают кухонные ходики. Мама печет печенье «из мясорубки», тихонечко напевает. Телевизор бормочет каналом «Культура». Мятный чай, книга на коленях. Скорее, скорее вернуться в любимый, выстроенный годами мир!

Но нирваны не наступало. В мозг кололо больным:

«Я умру — а моя квартира достанется сектантам. И Маруся будет проклинать, что я ее отель угробила и потом ничем не помогла. И дядя Федя расстроится…»

Снег уже покрыл ее на сантиметр, ноги онемели, не двигались.

— Черт бы вас всех подрал! — онемевшими губами выговорила Арина. — Я хочу умереть!

Вьюга взвыла, хихикнула.