Главная партия для третьей скрипки

Арина младенца, конечно, не отдала. Но к вечеру абсолютно измучилась. Юное создание бодрствовало уже часов десять кряду. Новоиспеченная мама — безо всякого успеха! — укачивала свое сокровище, пела, трясла погремушкой и теперь просто не держалась на ногах.

Часам к десяти вечера наплевала на страшилки, что спать с младенцами нельзя. Вынула сына из колыбели. Положила рядом. Он уверенным хищником вцепился ей в грудь. Жевал недовольно губами, всхлипывал. Молока по-прежнему не было, и сын наконец смирился. Уснул. А вместе с ним задремала Арина.

И приснился ей вдруг Старик. Тот самый, что приходил к ней под прошлый новый год.

— Вот и у тебя теперь есть сын, — произнес ласково. — Станет заботиться о тебе. А ты ему — обо мне расскажи. Когда подрастет маленько.

Малыш сладко зачмокал губами. Арина почувствовала: грудь стала тяжеленной, ночная рубашка намокла. Она немедленно вставила сосок младенцу в рот. Тот начал жадно есть. И Арина, под сладкое чмоканье, незаметно уснула снова.

Разбудили ее, когда солнце вовсю освещало палату. Педиатр с медицинской сестрой принялись на два голоса ругать:

— Вы чего, мамочка, делаете? Раздавили небось ребеночка?!

Арина шарахнулась.

Сын лежал в уголочке, у стены, и сладко спал.

— Зато ему хорошо со мной. Тепло, — попыталась оправдаться Арина.

— Все равно нельзя брать грудных в свою постель! — продолжал возмущаться врач.

— Но у меня молоко пришло, — похвасталась она. — А вы говорили, только через два дня будет.

Стоял ослепительно солнечный, веселый, морозный денек. Окно в палате изрисовано прихотливым узором. Арина осторожно погладила спящего мальчика по голове. Пробормотала:

— Видишь, какой декабрь. Окна расписывает, будто художник.

Показалось: малыш улыбнулся.

Она добавила — теперь совсем тихо:

— А еще в декабре умирает Старый Год. А Новый — рождается. Ты, кстати, похож на него. Может, вы братья? И ты тоже будешь волшебник?

Поцеловала ребенка в макушку. Волосики смешные, пух у птенца. И пахнут молоком.

Вчерашняя усталость после родов исчезла бесследно. Арина легко поднялась с кровати. Подошла к окну. Выглянула. Присмотрелась. Рассмеялась.

На котельной — ровно напротив роддома — выписано масляной краской, огромными буквами: АРИНУШКА! СПАСИБО ЗА СЫНА!!!

А еще говорят, что только неразумные, молодые отцы подобным образом хулиганят.

Вон и сам Федя. Дрожит на морозе. Ногами притопывает — но не уходит.

Арина расчистила в изрисованном морозом стекле окошечко, принялась бешено махать. Дядя Федя разглядел, просиял, начал показывать жестами: сына, мол, покажи.

Она покачала головой, попыталась объяснить: не могу, мол, спит.

И тогда Федор решительным шагом направился ко входу.

В роддоме был карантин, посещения категорически запрещались — что к бесплатным пациенткам, что к платным. Но Арина знала: дядя Федя ради нее пробьет какую угодно стену.

А пока ждала его, прошептала сыночку:

— Расти, мой дорогой. Хочу побыстрее тебе одну сказку рассказать. Про дедушку Года. И его жизнь — длиной в двенадцать месяцев.

Сын

Когда сидели за столом в новогоднюю ночь, у них всегда был печальный тост. Пили не чокаясь, поминали бабушку. Мальчик с раннего детства знал — ангелы забрали ее на небо за год до его рождения. Сразу после боя курантов, в ночь на первое января.

Он никогда не видел «любимую тещу» (как говорил папа) и о ней не грустил. Тем более что на фотографии бабушка выглядела строгой и вообще когда-то работала завучем, то есть была самым страшным человеком в школе.

Мальчик поднимал свой бокал с газировкой без единой грустной мысли. Чего тосковать по тому, кого сроду не видел? Тем более когда с минуты на минуту придет самый всамделишный Дед Мороз?!

Но в эту новогоднюю ночь тоска затянулась. Едва выпили за бабушку, мама еще один грустный тост предложила. Улыбнулась отцу:

— А теперь давайте — за старика. Ему всего час жить осталось.

Папа смутился, нахмурился. Показывает глазами: ребенка, мол, травмируешь.

Но мама лишь улыбнулась:

— Да я ему про Года давно рассказала.

Сын подхватил: