Пока мужик приходил в себя после нашего знакомства, я приготовил себе обед. Распотрошил рыбу, нарезал её тонкими полосками и тщательно отбил плоским камнем. Потом разложил е"e на большой, раскалённой на солнце каменной плите, чтобы она немного согрелась и подвялилась. Пока рыба «готовилась» я сделал себе фруктовый салат из «даров леса»: апельсины, бананы и ещё какие-то неизвестные науке плоды. Запивать это вс"e я буду кокосовым соком разведённым водой. А что? Очень даже ничего! Хотя, я бы, конечно, с гораздо большим удовольствием порубал бы сейчас щец и свиных котлет с жареной картошкой! А не сырую рыбу с осточертевшими бананами и приторным соком, но что есть, то есть, милости прошу к моему шалашу!
Пока я ел, мужик начал проявлять первые признаки жизни: дёргать ногой и стонать. Черт с ним, пусть ещё полежит, война – войной, а обед по распорядку. Я этого окуня полдня ловил! Что мне теперь вс"e бросить и этим мужиком заниматься? Когда доел и прибрал на камбузе, я подошёл к мужику и слегка пнул его ногой. Он медленно повернулся ко мне и приоткрыл глаза. На лбу чётко просматривался красный след от камня. Смотри, завтра он фиолетовым станет, злорадно подумал я, потом похлопал его по щекам и строго спросил по-русски:
– Ты кто, сволочь, будешь?
Мутный взгляд мужика понемногу осмыслился. Он разжал запёкшиеся губы и тихо сказал:
– Острэлиан. Острэлиан кост обсервер. – А, так вот кто ты такой, австралийский береговой наблюдатель! Интересно за чем ты тут наблюдаешь за триста миль от страны кенгуру? Дальше я перешёл на английский.
– За чем наблюдаешь?
– За японскими кораблями.
– Что узкоглазые решили на вас напасть?
– Ещё нет, но могут. Немцы же на Россию напали, а японцы с ними…
Я не дал договорить и сильно пнул его ногой, потом схватил за грудки и тряхнул.
– Ты, что, кенгурятник, врёшь! На кого напали немцы?
Мужик не понял моего волнения и спокойно ответил:
– На русских. Уже больше месяца назад.
Я ещё раз его пнул, хотя это уже было лишнее, бросил на землю и сел рядом. Черт! Весь 41-й год ожидание войны витало в воздухе. Никто не говорил об этом вслух, но это ощущалось всем телом. Какая-то тревога присутствовала во всем, это чувство не объяснишь, оно неуловимое… После финской войны ожидание большой беды только усилилось. Чтобы там не говорили с высоких трибун про мир во всем мире, в простом народе тревога только нарастала.
– Когда это случилось?
Австралиец задумался.
– 22 июня, вроде. Я слышал, что они уже взяли Киев и Минск, а сейчас движутся к Москве.
Я снова схватил его за грудки.
– Хватит врать!
Австралиец с сочувствием посмотрел на меня:
– Ты русский?
– Да, – тихо ответил я и отпустил его.
– Развяжи меня, на посту есть радио, пошли, сам послушаешь.
Я развязал мужика и помог ему подняться. Но он не удержался на ногах, осел на землю и потряс головой:
– Здорово ж ты меня приложил. – Потом порылся в карманах, достал сигареты, сунул одну мне, – давай посидим, покурим, а то у меня голова чугунная.
Я взял сигарету и, стараясь скрыть волнение, закурил.
– Плохое ты себе место для жизни выбрал, – австралиец неодобрительно окинул взглядом местность вокруг, – тебе нужно перебираться поближе к людям.
– Ну ты даёшь! Куда меня океан принёс, там и живу. Принёс бы меня в Одессу – то жил бы в Одессе!
– Ты меня не понял, нужно переходить на другую часть острова, – и он показал рукой в сторону горушки.
– Там есть проход?
– Есть, но опасный, прямо по обрыву. Поэтому местные сюда почти не ходят, да и делать тут нечего.
– Местные? Тут есть МЕСТНЫЕ?
– Конечно есть, – австралиец удивлённо уставился на меня, – ты думал, что оказался на необитаемом острове? Ну ты даёшь, Иван! – он неожиданно засмеялся, – ты хотел быть как Робинзон Крузо? Иван Крузо? – австралиец заржал как бешеная лошадь и повалился на спину, продолжая тыкать в мою сторону пальцем.
Этого я стерпеть не смог! В один приём я оказался у него на груди, схватил палку и сильно сжал ему горло:
– Не забывай, жирный боров, ты ещё у меня в плену.
Австралиец, похоже, не привык отвечать за свои выходки, или тут, в Австралии, все такие и, судя по его ошалелому взгляду, он явно не понял, что случилось. Потом собрался с мыслями:
– Простите, сэр, – выдавил он из себя, – если разрешите, я сяду?
Я слез с его груди, австралиец поднялся и сразу протянул мне руку:
– Меня зовут Генри Максвелл, но все называют меня Большой Хэнк.
Я пожал ему руку и представился:
– Алексей Лавров, но все обращаются ко мне так: сэр Алекс, – Хэнк прыснул в кулак со смеху, я тоже засмеялся, – ладно, – я похлопал его по плечу, – называй меня просто: Лёха.
Другая сторона
Дорога на другую сторону острова оказалась не такой уж опасной, просто очень запутанной. Правда, метров сто мы шли по узкой как лезвие и продуваемой ветрами каменной гряде, которая соединяла части острова, а потом практически равнина. Удивительно, но эта сторона острова не присматривалась ни с какого ракурса, поэтому я даже не знал, что она вообще существует!