Главная роль

Ответил сияющей улыбкой, прекрасно сознавая, что разговор, состоящий из одних улыбок, не может долго занимать ветреную красавицу. Максим догадывался: весталка спрашивает, откуда он взялся на арене и где научился такому своеобразному способу ведения боя.

На уроках пантомимы Максим получал не худшие отметки. Живо изобразил, как увидел красавицу в цирке и выскочил на арену, желая удостоиться взгляда дивных глаз. Трудно ли убедить женщину, что мужчина ради нее готов на подвиг? Весталка зарделась еще пуще. Максим перехватил взгляд облаченного в тогу сенатора и догадался, что нажил врага.

Забытая кошка сердито кусала павлинье перо.

С пунцовых губ весталки срывался вопрос за вопросом. Максим надеялся, что угадывает хотя бы некоторые. Кто он? Из какой страны? Что делает в Риме?

Следовало немедленно сочинить биографию, да так ловко, чтобы не угодить под плети надсмотрщиков. От нынешней минуты зависела его дальнейшая судьба.

Судьба? Неужели он навек останется в Древнем Риме?

Ответа на этот вопрос не существовало. Предаваться отчаянию было некогда.

Возможно, останется. Что тогда? Максиму требовалось время: представить свою жизнь в чужом мире. Подумать о грозящих опасностях. Вообразить нежданные радости. Ужаснуться или возликовать.

Весталка гладила рассерженную кошку и ждала ответа.

В тот же миг Максим узрел будущее — блистательное будущее для актера.

За кого бы он себя ни выдал, это будет новая роль! Роль, сыгранная не для одного, не для двух человек, даже не для целого зала! Кого бы ни изобразил — раба, солдата, вольноотпущенника, — предстоит выступать перед всем древним миром!

У Максима захватило дыхание.

Он всегда считал жизнь сырьем для производства чего-то высшего, а именно — Искусства. Что, кроме бессмертных творений гения, оправдывает существование человечества? В самом деле, Спартаку стоило поднять восстание ради одного того, чтобы Джованьоли написал бессмертный роман, а Хачатурян — совершенную музыку. Максим вспомнил первые аккорды марша легионеров. Вообразил Мариса Лиепу в роли Красса… По спине пробежал холодок восторга.

Весталка нетерпеливо хлопнула в ладоши. Максим решился. Он чуть ссутулился и, прихрамывая, сделал несколько шагов усталой походкой человека, пришедшего издалека. Вскинул голову и застыл от изумления, узрев город на семи холмах[7]. Храмы, статуи, фонтаны — все вызывало у чужака благоговейное изумление. Наконец, опомнившись, он охлопал себя по бокам и принялся растерянно озираться. Пока любовался красотами Рима, какие-то ловкачи украли его нехитрые пожитки.

Рыжая весталка добродушно рассмеялась и требовательно сказала патрицию. Тот принялся возражать, но весталка чуть сдвинула тонкие брови, и вопрос был решен. Сенатор знаками предложил незадачливому чужаку следовать за ним.

Максим вежливо поклонился, хотя принял приглашение без восторга. Гостеприимство патриция не внушало доверия. К сожалению, выбирать не приходилось.

Однако прежде чем войти в дом возможного врага, следовало обзавестись другом. Максим отступил на шаг и положил руку на плечо бестиария, вместе с ланистой глазевшего на происходящее. Повернулся к весталке. Она терпеливо ждала. Максим судорожно искал в памяти подходящий пример. Вскоре его осенило (недаром штудировал мифы в изложении Куна).

Положил ладонь себе на грудь:

— Кастор.

Хлопнул бестиария по плечу:

— Поллукс.

Кастор и Поллукс, неразлучные братья-близнецы. Весталка должна была догадаться, что они с бестиарием друзья не разлей вода, куда один, туда и другой. Весталка шевельнула пальчиками. Последовал живейший обмен репликами между ней и сенатором, а затем — между сенатором и ланистой. Ланиста закатывал глаза, тыкал пальцами в мускулистые руки бестиария и явно набавлял цену, бестиарий хлопал глазами, сенатор багровел от гнева, а весталка улыбалась Максиму. Через несколько минут торг закончился. Ланиста подтолкнул бестиария к новому хозяину. Максим вздохнул с облегчением. Он избавил бестиария от угрозы преждевременной гибели на арене и приготовился принимать благодарность.

Бестиарий ухмыльнулся и легонько ткнул его кулаком в бок. Последнее, что увидел Максим — стремительно приближавшуюся мостовую.

* * *

Четверо рабов бодрым шагом несли носилки. Временами им приходилось сдерживать поступь и поднимать носилки над головой, такая толчея царила на улицах. Сенатор величаво плыл над толпой, временами взмахом руки приветствуя знакомых. Иногда оглядывался, проверяя, не затерялись ли в толпе бестиарий и чужеземец. Насмешливо думал, что на заполненных народом улицах чужеземцу придется несладко.

Максим ни на шаг не отставал от носилок сенатора. Торопливо пробирался в толпе, избегая столкновений. «Разве это давка? Вспомнить только пересадку „Невский проспект — Гостиный двор“ в часы пик».