Главная роль 2 (СИ)

Далее мы переместились в кабинет начальника фабрики. Солидно перекидывая костяшки на деревянных счётах, Александр Федорович высчитал, что маска стоит две копейки. Обрадовавшись такой никчемной себестоимости, я увеличил заказ до миллиона и выписал вексель на тридцать тысяч рублей, объяснив избыток средств:

— Людей вы, Александр Федорович, не гноите — это очень хорошо. Но срочность и величина заказа требуют от вас увеличения рабочих часов. Нагрузка на рабочих увеличится, и я приказываю вам щедро оплачивать их переработки — десять дополнительных тысяч должны уйти на это целиком.

Второв конечно же заверил меня, что «да я бы и так доплачивал!», а я сделал вид, что поверил ему. Перед уходом поделился способом поднять мотивацию персонала почти без затрат:

— В Японии мне довелось посетить некоторые их производства. Там на самых видных местах висят так называемые «доски почета», на которые помещают фотографии да имена самых усердных работников.

Моментально оценив перспективы такого новшества, Александр Федорович пообещал:

— Я немедленно воспользуюсь таким интересным способом поощрения!

Вот они, коммерсанты — все, что угодно, лишь бы зарплату не повышать. Попрощавшись с господами, я покинул фабрику, разминулся с доктором Блиновым у экипажей и отправился в губернаторский дом. Дав слугам меня раздеть, я запретил Андреичу будить меня до пяти часов вечера и вырубился с чувством выполненного долга.

* * *

Проснулся я от очень нехорошего шума. Бросив взгляд за окно, определил время как «почти полдень» и не увидел ничего подозрительного, а потому кликнул Андреича. Моментально появившись в комнате, камердинер «порадовал» новостями:

— Бесноватые бунтуют, Георгий Александрович.

Я недоуменно поднял бровь.

— Курильщики опию, — уточнил Андреич. — Курильни которую неделю закрыты, так эти грешники, — перекрестился на Красный угол. — Из аптек да у купцов, которые дрянью торговали, все запасы выгребли, а теперь чудят — две аптеки по бревнышкам разнесли, троим урядникам бока намяли…

За окном послышался одинокий выстрел, после которого крики из гневно-подзуживающих превратились в жалобные. Сработал предупредительный, не совсем у наркоманов тормоза от ломки отключились.

— Ужо им казаки теперь покажут! — погрозил окну Андреич.

— Ступай, дядька, — зевнул я и повернулся к стене.

Окна для моего участия в этой ситуации нет — обычная уголовщина, и теперь наркоманы поедут лечить зависимость на каторгу. Сами виноваты.

Следующее пробуждение было запланированным, и во время одевания Остап доложил:

— Епископ пришли, на двуперстых жаловаться.

Догнал меня Крестный ход! Я же путь срезал, а они шли по коренным русским землям, регулярно останавливаясь на молебны и ночевки. С Иркутским духовенством я познакомиться уже успел — религиозные мероприятия посещаю как положено. Одевшись, я переместился в отданный мне губернатором в пользование кабинет и велел запустить гостя.

Каждое движение епископа Афанасия словно иллюстрировало собою противоположность известному тезису о том, что жизнь наша — тлен и суета. С суетой и тленом батюшке было не по пути, а потому он двигался степенно и важно, покачивая тяжелым золотым распятием над солидным брюшком. Огладив седую бороду, Афанасий совершил акт юродства, неожиданно цапнув меня за руку и приложившись к ней губами. Не оставшись в долгу, я сделал руки лодочкой:

— Благослови, батюшка, на дела добрые.

— С миром ступай, цесаревич, — перекрестил он меня.

Кивнув, я открыл дверь и вышел из кабинета. Остап понимающе ухмыльнулся, сидящий на скамеечке поп из свиты епископа подскочил и поклонился.

— Кх-м, — раздалось робкое из-за закрытой двери кабинета.

Вернувшись, я развел руками на удивленного Афанасия:

— Слаба плоть — не спал толком, вот и «ступил».

«Ступить» в эти времена глаголом еще не стало, поэтому епископ сочувственно вздохнул:

— Совсем себя не бережете, Ваше Высочество.

На приеме, где мы познакомились, я разрешил всему духовенству скопом опускать «императорское».

— Врачевал, — скромно признался я и сел в кресло, указав Афанасию на стул.

Опустившись напротив, епископ одобрил:

— Врачевать — это богоугодно.

— Очень рад, что ты пришел, батюшка — сам по пробуждении к тебе собирался. Александр Федорович маски шьет — слышал?

— Слыхал, — степенно кивнул Афанасий.

— Ежели после пошива в воде святой искупать, да с молитвою, надежнее будет.

Епископ покивал и на это:

— Распоряжусь.

Я благодарно улыбнулся, и Афанасий перешел в дозволенную рангом атаку:

— Раскольники пожаловали, Ваше Высочество.

Изобразив на лице скорбь, я тихонько его пожурил:

— Зачем ты так, батюшка? Господу не жесты да различия в толкованиях нужны, а вера. Не крепки они в ней разве?

— Гордецы они, — насупился Афанасий. — Носы от храмов православных воротят, своих везде тащат…