Главная роль 2 (СИ)

«Несносная, грубая, жадная, бессердечная Аликс! Представляешь, милый братец, эта особа наконец-то явила свой истинный облик, устроив скандал в Берлине! Добрая душа Марго (мои сестренки с Маргаритой Прусской переписываются еще активнее меня — до них почта доходит быстро) пригласила эту заносчивую девицу в свой дом, чтобы выразить соболезнования и попытаться утешить, но Аликс совсем не скорбит по нашему любимому Никки. Ее интересовало только его положение и трон Императрицы! Только подумай, Жоржи, насколько бессердечной нужно быть, чтобы заявить Марго, этому скромному и доброму цветку, прямо в лицо: „Это я должна была стать Императрицей!“. Дядюшка Вилли немедленно погнал эту несносную девицу прочь, но вечер был безнадежно испорчен. p.s. Лиззи сегодня испачкала мордочку в молоке и испортила батюшкины брюки — он очень неудачно проходил по коридору, а ты же знаешь, какая Лиззи любопытная и дружелюбная».

Уж не знаю, на что рассчитывала Аликс, делая подобные заявления. Письма от нее я получал — три штуки, ответы на все писал Остап под диктовку Андреича, и, полагаю, овдовевшая еще до свадьбы Аликс это поняла, потому что дальнейшую переписку прекратила. Что ж, ее положение все равно целиком держалось только на большой и светлой любви Николая, так что нервный срыв из-за большого расстройства случиться мог вполне.

Очень кстати бы сейчас пришелся публичный скандал при участии Елены Орлеанской, но я тут никак не повлияю — и чисто по-человечески жалко, и нужных людей не знаю.

Когда я убрал письмо в конверт, за окошком парохода как раз показались высыпавшие на берег подданные. Подплываем! Выбравшись на согретую летним солнышком палубу, я принялся махать людям, продолжив заниматься этим до самого прибытия.

В «будущем» Красноярске я бывал — здесь, на проспекте Красноярский Рабочий, жила мамина сестра, у которой мы гостили. Проспекта в эти времена не имеется — правый берег Енисея развит скромно по тем же причинам, что и в других сибирских городах: нет нужды, а если нет нужды, нет и мостов. Для логистики используются паромные переправы — это в теплые времена — и толстый слой льда, который покрывает Енисей в холода. Когда я доберусь до электрификации, Енисей перекроют гидроэлектростанции, и река зимой перестанет замерзать, а пока местные готовятся в скором времени начать строительство капитального, «железнодорожного» моста — через него пройдет ветка Транссиба.

Нормальной, квартальной планировкой с широкими прямыми улицами и переулками город, как бы грустно и одновременно иронично это не звучало, как и Иркутск, обязан пожару — здесь о нем ничего не напоминает, ибо случился аж в XVIII веке, уничтожив деревянный острог и большую часть домов. С тех пор Красноярск непрерывно развивался и хорошел: обрел учебные заведения, пожарные и жандармские команды, собственный городской сад — в будущем Центральный парк — библиотеку, заводы и мануфактуры, и даже целый театр!

Погода и атмосфера стояли что надо — дул прохладный, лишающий полуденное солнце убийственной силы, ветерок, в небо то и дело взмывали стайки воробьев, народ радостно шумел. Не существует на Руси города, который не был бы мне рад! Варшава, разве что, но и там будут притворяться. Сойдя на берег и проговорив положенные слова, мы коллективно помолились, и я привычно прошелся под Триумфальной аркой — здесь она раза в три больше, чем в Иркутске. В будущем на этом месте появится Речной вокзал. Слева уже сейчас видно стилизованное под египетское здание Краеведческого музея.

Погрузившись в дрожки, отправились в привычную поездку по улицам, которая окончится конечно же в храме. Исторический центр изменился до дрожи мало — львиная доля стоящих здесь зданий благополучно доживет и до моих времен, в процессе обретя новую штукатурку на фасадах и другие буквы на вывесках. Ну и названия улиц отличаются — стандартная для наших городов «троица» из улиц Мира, Маркса и Ленина в эти времена именуется улицами Воскресенской, Гостинской и Благовещенской. Еще в уважающем себя губернском городе не обойтись без улицы Большой.

— А это, Ваше Императорское Высочество, — указал на просторное деревянное здание губернатор, Леонид Константинович Теляковский. — Наш театр.

В будущем он станет «имени Пушкина» и переедет в нормальное каменное здание.

Леонид Константинович выглядел старше своих пятидесяти семи лет — большую часть лица покрывала аккуратно подстриженная, снежно-белая борода, которая, помимо возраста, придавала губернатору внешнего добродушия.

— Не показывают ли здесь крамолы да либеральных водевилей? — с хорошо спрятанным сарказмом спросил я.

Старику вопрос очень понравился — приосанившись, он разгладил усы и поведал:

— Пытались, Ваше Императорское высочество! Ссыльный у нас есть, поэтишко. Многих уважаемых людей его пьеска обидела, ибо не по делу высмеивал, зло и безвкусно.

— Я бы хотел посмотреть, — улыбнулся я ему. — Просто как на пример безвкусия, чтобы потом лучше чувствовать прелесть хороших спектаклей.

Губернатор отмазку взвесил и среагировал правильно — попытавшись сбить меня с темы: