Главная роль

Единственное чувство – унижение. Не то, что бандиты избили её и отняли одежду, а то, что с уходом Алеся она оказалась бесхозной и беспомощной. «Не состоялась как актриса» – много шире фраза, чем услышалась в час ухода Алеся. Не состоялась как человек тоже: не смогла защитить сына. И жизнь у неё не состоялась.

Звонит телефон, она не берёт трубку.

Родители, Гоги, Пётр, Регина… волнуются. А её больше нет. Вместо неё – «не состоялась». Вместо неё – пустота. Она – живот, из которого вырвали сына и вместе с ним всю жизнь.

На звонок в дверь пошла – еле перебирала ногами.

– Что случилось? Кто избил тебя?

Гоги подхватил её на руки, как Алесь, и понёс в спальню. Уложил на место Мальчика, укрыл своим пальто, сел рядом. Вопросов больше не задавал, обе руки положил на её лицо и так держал.

– Попробуй уснуть, – попросил и стал гладить поперёк лба, сверху вниз, к носу. – Когда я болел, мама так гладила. Сейчас уснёшь. И всё пройдёт.

И она задремала.

Зазвонил телефон. Гоги пошёл в коридор, поднял трубку, тихо сказал:

– Она спит, всё в порядке.

Не успел отключиться, снова телефон зазвонил.

– Петь, её избили, она должна спать. Останусь с ней. Всё завтра.

Сквозь плеск в ушах слышала голос Гоги и плыла с Алесем в солнечной воде Коктебеля. Вот сейчас снова зазвучат стихи Волошина, вспыхнут краски его акварелей. Она плывёт на боку к горизонту, чувствуя за спиной Алеся, вместе с солнцем они с Алесем вплывают в голубое небо.

Глава шестая

1

Зачем открывать глаза?

Вот Лиза, чуть руку протяни: плывёт в светящейся воде. Никогда не связывает косы, только на сцене – к роли. Косы тоже плывут. Они – его чуткая связь с Лизой. Касаясь их, Алесь в ауру её вступает. Золотисто-голубая. В Коктебеле каждое утро они с Лизой рождались заново – сразу вдвоём. Море, горы, все цвета радуги, расплёснутые в воде и небе. Чуть звенящая в небе музыка:

Дремала душа, как слепая,
Так пыльные спят зеркала,
Но солнечным облаком рая
Ты в тёмное сердце вошла.

Не знал я, что в сердце так много

Созвездий слепящих таких,
Чтоб вымолить счастье у Бога
Для глаз говорящих твоих.

Не знал я, что в сердце так много

Созвучий звенящих таких,
Чтоб вымолить счастье у Бога
Для губ полудетских твоих.

И рад я, что сердце богато,

Ведь тело твоё из огня,
Душа твоя дивно крылата,
Певучая ты для меня.

Голос Гумилёва, голос Волошина, Лизин голос… Ну же, проявись запах воды и Лизина аура… зазвучи музыка Коктебельского мира и в это утро.

Лиза, плыви рядом! Не исчезай. Плыви.

Он не будет открывать глаза. Не будет вставать. И никогда не расстанется с Лизой.

Надо встать. Квартиру купила Варвара. Квартиру надо отработать. И вещи, и еду – Варвара приносит ему готовую.

Теперь день – слоёный пирог.

Полигон с горами мусора, нищими приезжими из ближнего зарубежья, сортирующими отходы, с их времянками-жилищами и любопытными бледными детьми; пункты, прессующие пластик, бумагу; грохочущие заводы, перерабатывающие их и металлы; заглядывающие ему в глаза юркие безликие мужички; Херувим-Геннадий, зам и правая рука Варвары, сидящий на бумажной пороховой бочке, лихо, как пасьянс, раз в день раскидывающий перед Алесем денежные документы…

Попав в кабинет Херувима, Алесь становится кроликом, которого сейчас заглотнёт удав.

Одетая в коричневое секретарша, по имени Вася, без возраста, с вытравленными волосами, завязанными по-старушечьи на затылке, запуганной сутулостью, смотрящая лишь в свои бумаги, напоминает жертву в пыточной камере.

Херувим приказывает: «Подать начальству вердикт под номером 5 (11, 13)», «подать отчёт о вчерашних рейсах»… И секретарша дрожащими пальцами из нужной папки мгновенно вытягивает бумагу или стремительно бегает по клавишам, чтобы допечатать отчёт.

Почему, переступив порог кабинета Херувима, залитого светом дня или электричества, возникает ассоциация с пыточной камерой? Почему секретаршу зовут Васей? Чем она так напугана? Почему не бежит отсюда, а покорно и моментально выполняет приказы Херувима?

Он и сам бежал бы прочь, если бы одной из его главных обязанностей не являлась эта: проверять приход и расход за прошлый день.

Бумаги у Херувима всегда в порядке, но вся плоть ярко освещённой комнаты словно молью протравлена: пробита прорехами лжи. Ну и что толку смотреть бумаги? Ежу ясно: не здесь – в ровных аккуратных рядах цифр – причина прорех. Куколки моли пробуждаются к жизни на полигонах и заводах – там, где бегают заискивающие безликие человечки. В них – та же суета страха, что в Васе.

И вдруг сегодня, глядя на Васю, понимает: а ведь все они подобраны и поставлены Херувимом.

Как и всегда, концы с концами во всех бумагах сведены!