– Мама, я выбрала нам с тобой комнату с балконом!
– Нет! – воскликнул Гоги.
– Да, да, папа!
Лиза повернулась к Гоги. Он смотрел на Аню с немой мольбой.
– Я хочу с мамой, я боюсь одна.
Гоги открыл было рот что-то сказать, но Лиза приложила палец к губам.
Сразу пришли Семёнычи – одной блёклой масти, краснощёкие, кругленькие, невысокие, принесли наливку, пироги и овощи.
Раздвинули стол, за ним может поместиться двенадцать человек, а уселись за свой первый общий ужин шестеро: Пётр, Семёнычи, Аня, Гоги и Лиза. Безоговорочно, сразу Лиза приняла своих шефов. Нахваливала подношения. Жадно расспрашивала их о теплице и оранжерее, о том, сколько стоит провести подземные трубы и возвести стеклянное сооружение.
Вброд она вступала в новую жизнь:
– Нам тоже нужен огород! Где достаются семена? Сколько стоит возвести забор?
– Какой забор? Есть же!
Лиза стала объяснять, что необходимо сразу со стороны полигона поставить очень высокий забор и вдоль него насадить ёлки. Они разрастутся и станут поглощать запах.
Семёнычи переглянулись.
– Вот тебе и городская! Давай и мы сделаем! – воскликнула Ольга.
– А небо? – спросил Гоги.
– Что «небо»?
– Как мы спасёмся от запаха, если он идёт через небо? Никакой забор не поможет!
– Я знаю! – Аня вскочила. – Смотрите, мы натянем сверху плёнку.
Все засмеялись. На участок в полгектара – сетку?!
– А дышать ты как будешь? Запах и воздух вместе! – Пётр встал. – Ребятки, мне пора. Может быть, найду спонсора! У меня есть тут один на примете. Запишусь к нему на приём. Уж очень высоко мужик забрался – к нефти причастен, а с душой! Он поможет и с амбалом.
– Мама, расскажи мне сказку! – попросила Аня, едва улеглись на матрас на полу, в этой единственной комнате не было кровати. – Мне никто никогда сказок не рассказывал.
Лизе сказки рассказывали по очереди и отец, и мать. Отец – о путешествиях и разных странах, мама – о волшебниках и зверушках. Она не помнила сказок, помнила ощущение праздника – добро всегда побеждает зло, главное – преодолеть в себе страх и слабость. Но уже давно, когда ехала в метро или шла гулять с Грифом, в ней красками и сценами рисовались истории. И сейчас она увидела испуганного ребёнка в заброшенном доме.
– Мальчик родился слабым и много раз умирал. Его плохо кормили, его били, у него не было игрушек и праздников.
Аня выпростала руку из-под своего одеяла и робко дотронулась до Лизиного плеча.
Лиза вздрогнула, продолжала чуть тише:
– Он часто лежал без сил и смотрел в потолок. Он ничего не знал об окружающем мире, кроме злой и грубой тётки, которая кричала ему – «гиря», «хомут на шее», «крест». Спросить, что значат эти слова, было не у кого, и мальчик просто собирал в себя их и в них играл. Они в нём крутились, повторялись и порождали слова другие, неизвестно откуда бравшиеся в нём, – «солнце», «трава», «время». Что-то в нём жило само, мелькали картинки, звучали песни, новые слова рисовали какие-то символы. Всё-таки он начал ходить. Иногда его волокли куда-то, где было много людей, много дыма и много бутылок.
Аня крепче прижалась к Лизе уже не только рукой, и боком.
– Мама, что дальше?
Но Лиза заткнулась. Да, она и не знала, что дальше.
– Я знаю, мама, что дальше, – шепчет Аня. – Он убежал от страшной тётки и нашёл свою маму, да?
«Да», – хочет сказать Лиза, и внутри это «да» звучит, а к Ане никак не прорывается – она сейчас становится матерью.
Глава двенадцатая
Распахнув утром дверь в свой кабинет, Алесь отшатнулся – в его кресле сидел Херувим. Сама поза, лицо, уткнувшееся в сцепленные руки, лежащие на столе, – неестественны. Спит? Умер?
Разбудить Херувима? Бежать за Варварой? Оставить всё как есть и ждать, что будет дальше.
– Помоги, Алесь!
Слова тоже не Херувима.
И смиренные эти слова схватывают морозом каждую клетку и каждую каплю крови.
– Ну, иди же ко мне! Почему стоишь у двери? – Херувим поднимает голову.
Это не Херувим. Щёки не привычно розовы – бледны и изрыты мелкими ямками, словно что-то острое вцеплялось в его плоть и оставляло следы. Губы не сочным красным бантиком – щель с сизыми обводами губ. Глаза тоже потеряли свой фиолетовый цвет – в них плеснули из грязной лужи, и из них сочится мутная пена, сейчас она затопит кабинет и мир.
Оборотень?!
Вурдалак?!
Он пил Анину кровь и расцвечен был Аниной кровью и молодостью.
– Помоги мне, Алесь! Найди Ваську. Я без неё помру. Найдёшь её, буду служить тебе всю жизнь. Почему ты не подойдёшь ко мне?
Подойдёшь, и Херувим вцепится острыми зубами в его шею и начнёт пить кровь его – вместо Аниной!
Но попятиться из кабинета и бежать Алесь тоже не может. Муть уже переплывает из глаз Херувима в его ноги, и Алесь тонет в её трясине всё глубже и глубже засасывается ею: немеет таз, и поясница, вот уже живота и лопаток он не чувствует.
– Моё слово – платиновое: не долларами, драгоценными металлами плачу. Они не обесценятся. Всю ночь, Алесь, катаюсь домой, снова сюда, и опять домой: вдруг на ступеньках притулилась? В «несчастные случаи» звоню. Срочно подай мне её! Косы у неё… грудь… знаешь, впадинка в паху…
Он заговаривается. Он сошёл с ума.