— Далее, — продолжил я. — В грядущей войне офицеры младшего и среднего ранга станут, простите за прямоту, расходным материалом, ибо помирать будут десятками тысяч вместе с миллионами своих младших чинов. Значит нам надлежит подготовить достаточный для пополнения запас. Шаг первый — необходимо подготовить обоснование для организации курсов по подготовке унтер-офицеров и офицеров среднего ранга — до капитана. Шаг второй — нам нужно как можно плотнее участвовать в чужих войнах, получая контингент обстрелянных, способных поделиться боевым опытом — пусть и колониальным — бойцов. Прошу вас подготовить списки толковых солдат, унтер-офицеров и офицеров, которые совершенно добровольно, с соответствующим временным увольнением с действительной воинской службы, станут помогать дружественным нам силам по всей планете. Уверен, что должный уровень секретности сему начинанию вы обеспечите — сами понимаете, насколько болезненно воспримут это наши политические партнеры. Конкретный перечень кампаний и «дружественных» сил вместе с перечнем необходимых предварительных приготовлений будет передан вам позже. Финансировать все эти операции будет частное лицо, пожелавшее остаться анонимным, — указал пальцем на свою улыбнувшуюся рожу.
— Слушаюсь, Георгий Александрович, — не очень-то достоверно улыбнувшись, козырнул министр, не отвлекаясь от конспектирования моих указов.
— И последнее на сегодня. Необходимо подготовить обоснование создания в нашей стране Генерального штаба. Остап!
Секретарь вошел в кабинет, с поклоном положил на стол стопку папок и ушел.
— Здесь — наши с Его Величеством и некоторыми пожелавшими остаться неизвестными военными чинами выкладки на вышеперечисленные мною темы. Прошу вас с ними ознакомиться и представить максимально подробные оценки. Самодурством ни я, ни отец не грешим, а потому высоко оценим все имеющиеся на этот счет мнения — как ваши, так и других видных военных мыслителей нашего времени. Худшее, что мы можем сделать в свете грядущей войны — это пребывать в блаженном неведении и позволять лизоблюдам погружать нас в ничем необоснованные иллюзии. Оценки мы с Его Величеством надеемся получить не далее конца ноября сего года.
— Слушаюсь, Георгий Александрович, — однообразно, но вполне логично отозвался министр.
— Империю ждет великое будущее, — поднялся я на ноги. — И залогом его станет эффективность нашей славной армии. До свидания, Петр Семенович.
— До свидания, Георгий Александрович.
Глава 4
Ширины улицы хватило бы разминуться парочке несуществующих (пока) в этой реальности карьерных «БелАЗов», но извозчик Савелий, владелец пяти сдаваемых в аренду тарантасов и водитель особо роскошной брички для «вип»-пассажиров, не упустил возможности продемонстрировать свой дурной нрав и раздувшуюся от личного успеха самооценку:
— Куды прешь?! — довернув влево, замахнулся он кнутом на старенькую, скрипучую телегу, которую уныло тянул далёкий от «породистости» конь.
— Виноват, ваше благородие! — не на шутку перепугался средний, девятнадцатилетний сын крестьянина Иванова и споро взял левее.
Сидящий на соломе пассажир, младший Иванов, рыжий юноша шестнадцати лет отроду, не испугался, но на всякий случай опустил глаза. Путь из деревни Ярсина был нетрудным — по ладным дорогам Петербургской губернии ехать одно удовольствие — но долгим, заняв два дня. Кабы подоспело время собирать урожай, хрен бы отец обоих сыновей на четыре дня отпустил. Младший-то, Колька, понятно: его Михаил Васильевич Клюев, уездный доктор, много лет от дел семейных отвлекал да при себе держал, учил делу врачебному, а вот средний — дуб-дубом! — только к полям и пригоден.
Довольный тем, как ловко указал крестьянам их место, извозчик проехал, и старший, Павел, вернул телегу на старую траекторию.
— Да какой он «благородие», это ж извозчик паршивый! — возмутился Колька и привычно, как делал это тысячи раз до сего момента, проверил содержимое внутреннего кармана потертого, подаренного ему добрым доктором — пришлось сильно ушить, но как без пиджака в столицу ехать? — пиджачка.
Сокровище было на месте — точно так же, как и пару минут назад, когда его проверяли в последний раз.
— Цыц! — цыкнул на него старший брат. — Смотри какая бричка — барей поди возит. А ну как нажалуется? Плакала тогда учеба твоя, а с меня батька голову снимет. Сиди, помалкивай. Грамоту-то да припарки выучил, а по жизни чистый валенок!
Вздохнув, Колька замолчал — прав Пашка. Не в том, что «валенок», понятное дело — Колька о жизни поболе многих знает! — а в том, что слава о скверном норове столичных извозчиков гремит по всей России. А брат… Братья да батька — грубые да кулаки у них тяжелые, но то ж не со злобы, а наоборот — от любви.