Главная роль 4 (СИ)

И, не дав Фридриху Августе и прочая осознать сказанное и начать меня отговаривать, я с высоко поднятым подбородком покинул апартаменты. В коридоре меня уже ждала пятерка казаков — лица довольные, оживленные, готовые к небольшому приключению. Думать о репутационных потерях и прибытках мне сейчас не хотелось — просто реально хочется увидеть Марго поскорее, причем не посреди официального приема, когда и поговорить-то толком не получится, а камерно и даже романтично. В конце концов, я — принц, а она — принцесса, вот и прибуду на белом коне под окна ее башни.

— Ваше Императорское Высочество, — поклонился обнаружившийся в холле гостиницы хозяин. — Приношу свои глубочайшие извинения за негодную постель.

Принял на свой счет, получается.

— У тебя хорошая гостиница, Генрих, — на ходу утешил его я и вышел в прохладную немецкую ночь.

Франкфурт-на-Одере был тих и безмятежен. Где-то там, за темными окнами, набираются сил перед новым днем наряженные в комичные пижамы и колпаки — холодно без них — бюргеры. Одер едва слышно журчал водами, свет электрических фонарей у гостиницы давал возможность рассмотреть почетную, русско-немецкую охрану — мужики не стеснялись сбиваться в межнациональные группки, курить папиросы и тихонько, но вполне жизнерадостно ржать. С собой эту толпу народа брать не следует, поэтому я показал казакам и гвардейцам «тссс» и направился к конюшне, предоставив отдуваться с объяснениями тем, кому положено по должности.

Когда я взобрался на белого — это ж не метафора! — неясной для меня, но очень хорошей породы скакуна с поэтическим именем Журавлик (маленькая Оля окрестила), в конюшню вошел отошедший от шока и начавший действовать принц Фридрих.

— Ваше Императорское Высочество, позволю себе заметить, что вы рискуете запятнать репутацию — вашу и Ее Императорского Высочества.

— Риск нулевой, — улыбнулся я. — Прошу вас не мешать, Ваше Высочество.

— Я никоим образом не собирался вам мешать, — фыркнув, он сложил руки на груди и привалился к открытой створке ворот, как бы показав, что вообще не при делах. — Однако предупредить Его Императорское Величество я обязан.

— Буду благодарен вам за это, Ваше Высочество, — кивнул я.

— Счастливого пути, — пожелал Фридрих, и мы выехали на дорогу, с каждой секундой набирая ход.

Через мост, сквозь жилые, узкие улочки, через промышленный район на окраинах, на укатанное грунтовое шоссе до Берлина. Тусклого света звезд и крохотного кусочка луны не хватало, и мы зажгли фонари. Галоп среди ночи — верный способ угробить лошадь и самих себя, поэтому поездка получилась не такой быстрой, как мне бы хотелось. А еще лошади устают, и нам пришлось пересесть на арендованных на почтовой станции — загонять Журавлика как пытающийся догнать Веру Печорин нет никакого смысла. На станции же, во время быстрого перекуса, меня встретила телеграмма — лично от кайзера Вильгельма, с вежливой просьбой «охолонуть» и дождаться завтрашнего дня, прибыв как положено — поездом. Хотелось проигнорировать, но нельзя — местный монарх и ценный союзник, мать его. «Ждать нет ни малейшей возможности, еду дальше». Че он сделает? Выставит оцепление у дворца? Так-то может, но зачем? Разве я делаю что-то непростительное? Я просто хочу увидеть будущую жену! Да весь мир слезы умиления ронять будет, журналисты — упражняться во владении пером и знании канонов рыцарского романа, а аристократия одобрительно цокать языком — ишь какой русский цесаревич романтичный, а мы-то его уже в адепты Макиавелли записали!

Долой лишние мысли — не хочу осквернять светлые чувства и романтическое путешествие какими-то там обоснованиями и цинизмом. В дорогу!

* * *

Последние дни Маргарита не находила себе места. Прежде всего, конечно, от этого страдали портные — Марго справедливо хотела произвести на жениха самое лучшее впечатление. Уже готовые наряды в связи с «трагедией на Валааме» пришлось отправить в небытие и пошить более закрытые платья. Маргарита, будучи продуктом своего времени, не задумывалась о странностях светской жизни — днем дамы одевались подчеркнуто-скромно, а вот на приемах охотно светили декольте, оголяли плечи с шеями и вставляли в наряды чуть более прозрачные, чем положено по пуританской морали, сегменты. Однако происшествие с Толстым заставило Маргариту решительно отказаться от фривольных нарядов в пользу предельно скромных. Георгий, конечно, в переписке порою допускал некоторые, вгоняющие Марго в краску, вольности, и проблемы с декольте у него едва ли бы возникли, но лучше перестраховаться — репутацией набожного человека Георгий обладал в полной мере, регулярно подтверждая ее на практике, и меньше всего Маргарите хотелось предстать в его глазах легкомысленной особой.