— Народ на улицах уже давненько, и накал страстей потихоньку растет. Еще дня три сохранения «статуса-кво» заставят людей разойтись — устали, замерзли, а толку нет. Но этого не случится: благодаря свежим новостям вектор народного недовольства сместится туда, где прекрасно проявляется истинное лицо пещерного национализма, который вы здесь, господа, так старательно пестуете многие десятилетия — на ненависть к шведам. Погромы неизбежны, и после их начала я с чистой совестью смогу отдать силам правопорядка приказ пресечь беспорядки. Параллельно я получу из столицы особый указ Императора, согласно которому органы управления Княжеством признаются никчемными и неспособными своими силами справиться с кризисом. В связи с этим у Княжества появится нормальный генерал-губернатор общеимперского образца и столь же общеимперские органы управления. Марка будет признана вредной для рабочих и крестьян Княжества и упразднена. Да, стабильность несколько пострадает, но я обещаю вам, Господа — это станет последним пакетом реформ в жизни Княжества.
— Немыслимо! — вскочил на ноги Леопольд.
— Ваше Императорское Высочество, поднимется бунт… — жалобно простонал Антти.
— Ничем не могу помочь, — пожал я плечами. — Вы десятилетиями с попустительства слишком хорошо думающих о вас людей «запускали» фурункул на теле Княжества, позволив ему отравить кровь всего населения Княжества вирусом национализма. На мою долю выпала участь этот фурункул вскрыть и вылечить стремительно деградирующий организм. Процедура болезненная и противная, но ради лучшей жизни для подданных я охотно пойду на эту жертву, — улыбнувшись, я кивнул на дверь. — Рекомендую использовать оставшееся до начала погромов время на попытки выявить среди местных власть имущих здравомыслящих людей и попытаться проявить себя наилучшим образом ради сохранения карьеры и личного общественного статуса.
— Я не желаю участвовать в этом безумии! — задрал подбородок Леопольд. — И немедленно оставлю свое кресло в Ландтаге!
— Хорош, — отдал я должное приверженности Мехелева идеалам.
Жаль, что нацистским.
Антти похлопал глазами на меня, пожевал губами на Леопольда, поднялся на ноги, отвесил мне поклон и быстрым шагом отправился пытаться проявить себя в рамках заданного мною вектора.
— Жалкий простолюдин! — презрительно бросил ему вслед Мехелин.
— Удалите из моего кабинета бесполезное частное лицо, — демонстративно отвернулся я к окошку.
Неплохо вышло. А ведь у меня и плана-то изначально толком не было! «Шатать» Финляндию в целом весело, но я не обольщаюсь: если потечет кровь, быстро остановить ее не выйдет. Слишком велико народное недовольство, слишком много на улицах молодежи, слишком много интересантов в разных финалах нынешнего обострения политических процессов. Финны — люди здравомыслящие, и самоубийц среди них мало. Не осознавай они последствий перевода митингов в бунты, это бы уже случилось. Поорать на патрулирующих улицы города солдат — это одно, а вступать с ними в перестрелку — совсем другое. Тем не менее, если полыхнет, станет уже не весело, а страшно.
Схема-то простая: начинается суета, и какой-нибудь Отто в ней погибает. У Отто имеются друзья, знакомые и какая-нибудь жена. Все эти люди сразу же начинают плакать и рассказывать, каким хорошим человеком был покойный. Тем временем условных «Отто» погибает еще штук десять. Вместе они используются интересантами в эскалации в качестве сакральной жертвы, за которую обязательно нужно отомстить кровавому царизму. Инстинкты самосохранения включатся не сразу, и крови прольется в итоге немеряно.
Страшно. Не за себя лично: добраться до меня физически невозможно, потому что Конвой в случае начала большой суеты эвакуирует меня не спрашивая, потому что таков приказ действующего Императора. Так-то в порт пробиться хреново вооруженные и не имеющие профильных армейских навыков «протестуны» физически не смогут, но в мире в эти времена существуют пушки, для которых не проблема отправить снаряд за пяток километров, и, если сильно (исчезающе «сильно») повезет, попасть прямо в мой кабинет. Страшно за самих финнов — не хочется давить самый настоящий бунт, хочется спокойно договориться ко всеобщей пользе. Репутационные потери меня не беспокоят — общественное мнение штука непостоянная, и, сколько бы внутренние и внешние недовольные меня не поносили, лет за пять-десять о подавлении бунта в Княжестве будут помнить даже не все финны.
Глава 16
В кают-компании было весело: два десятка высших офицеров покинули свои суда (и так доплывут, тут рукой подать по спокойным водам) и осели на нашем, курить, культурно выпивать и не давать Цесаревичу (который каким бы классным ни был, а все-таки молод, и давить бунты для него в новинку и морально тяжело) киснуть. Центром внимания собравшихся стал оккупированный генерал-лейтенантами Майером и Васильевым стол.
— Б7, — скомандовал открыл «огонь» по нужному квадрату (буквально!) генерал-лейтенант Майер.
— Б7, — продублировал приказ капитан Первого ранга Юрьев.