Главная роль Веры Холодной

Когда-то привычка мужа просматривать за завтраком газеты импонировала Вере. Она гордилась тем, что у нее такой деловой муж, у которого каждая минута на счету, а не бездельник вроде пресловутого Обломова. Сейчас же, стоило только Владимиру потянуться к лежавшим на столе «Московским ведомостям» (он всегда непременно начинал с них), на Веру тотчас же накатывало раздражение. Что за манера отгораживаться от нее газетой? Она же не читает за завтраком ни газет, ни книг… И увлечение автомобилями тоже начало раздражать, потому что Владимир порой предавался ему без меры, совсем как другие – пьянству. В прошлом году он все лето провел со своей «Лорелеей» (-уменьшительн-ласкательное от марки «Лорин и Клемент»), готовясь к пробегу, который состоялся в сентябре. То отвозил ее в какие-то мастерские и ежедневно туда наведывался, желая убедиться в том, что все делается должным образом. То приглашал каких-то знатоков в гараж, и они долго, словно камерный концерт, слушали, как работает мотор, и обменивались замечаниями. То уезжал в тренировочные пробеги – до Серпухова, до Коломны, а то и до Вышнего Волочка бывало. Вера раз сдуру (иначе и не скажешь) съездила с Владимиром до Коломны и прокляла все на свете, в первую очередь – свое легкомыслие. Тренировочный пробег оказался совсем не чета развлекательным загородным прогулкам, потому что гнал Владимир как сумасшедший, дороги выбирал похуже, желая проверить, как себя поведет на них автомобиль, да вдобавок то и дело бил ногой по тормозам, испытывая их на прочность, отчего Веру резко швыряло вперед. И так ехать от Петербурга до Севастополя? Безумие! Чистейшей воды безумие. Владимир, правда, до Севастополя не доехал – сломался под Екатеринославлем, бедняжка, и чинился там четыре дня. К тому времени пробег закончился. Ради чего все лето мучился, спрашивается?

– Необходима, – согласилась Вера и вдруг, неожиданно для себя самой, выложила одну маленькую мечту, не имевшую никаких шансов превратиться в намерение. – Только я сменила бы обстановку иначе. Тетя Лена на лето подписала контракт с Дранишниковым и едет на гастроли с его антрепризой. Рига, Вильна, Белосток, Варшава…

Многие актеры и актрисы Малого театра пренебрегали антрепризами, считая недостойным «опускаться» до участия в них, но тетя Лена думала иначе. Если в гастрольную программу «родного» театра не вошло ни одного спектакля с ее участием, то отчего бы не поучаствовать в антрепризе? Тем более у Дранишникова, который умеет подбирать и репертуар, и актеров.

– Я бы могла поехать с ней в качестве… – Вера замялась в поисках более подходящего слова, чем шутливое «девчушка на побегушках» из тети-Лениного лексикона, – …помощницы. В антрепризах вечно нужен свободный человек, потому что там неизбежны накладки. То билетер заболеет, то суфлер запьет, то у кого-то из актрис голос сядет…

Замещать билетера или суфлера особого желания не было, а вот выйти на сцену вместо кого-то из захворавших актрис очень хотелось. Но тетя Лена, когда Вера заикнулась о том, что хотела бы поехать с ней, ответила, что такая возможность имеется, но настоятельно посоветовала оставить иллюзии дома, пусть лежат там до Вериного возвращения.

– Вера! – укоризненно произнес Владимир, выглянув по такому поводу из-за газеты. – Ты подумала о моей репутации? Люди решат, что дела мои настолько плохи, что тебе приходится перебиваться такими сомнительными заработками! Одумайся, прошу тебя. Если хочешь, мы можем просто совершить небольшое путешествие…

– Не надо ничего совершать, – печально ответила Вера. – Все свершится само собой…

Владимир снова спрятался за газетой.

Из дома Вера вышла в расстроенных чувствах. Настолько, что даже забыла взять конверт с отчетом для Немысского. Пришлось возвращаться, а мало какая примета бывает хуже этой, разве что попадья с пустыми ведрами в руках навстречу. Поэтому пришлось схитрить – снять пальто, пройти в столовую, взять из стоявшей на комоде вазы бисквитинку и съесть ее, но не стоя, а присев за стол. Получился полный ритуал – не возвращалась, дескать, а заходила домой обедать, это совершенно разные вещи. Ну и что в том, что только полчаса назад она основательно подкрепилась дежурной Ульяниной говядиной? Мало оказалось, захотелось бисквиту. Стоит ли отказывать себе в такой малости? Заодно Вера сменила свое теплое, приметное и примелькавшееся вельветовое пальто на легкий шевиотовый douillette[28]. Шляпку тоже пришлось надеть другую, серую, в цвет шевиоту, но гарнированную синим бархатом в тон платью. Хорошо хоть, что любимую, шитую бисером сумочку менять не стала, ибо та подходила под любой наряд, а то забыла бы переложить из нее конверт с отчетом.