Главная роль Веры Холодной

– Я ничего не хочу сказать! – перебил Немысский. – Сказали мне. Из Петербурга. И с учетом этого сказанного все встало на свои места. Если допустить, что существует некая сила, стремящаяся выжить из Москвы Вильгельмину Александровну и прибрать к рукам ее агентов (агентами ведь никто не разбрасывается), тогда все встает на свои места. И почему одного Мирского отравили, почти не оставив улик, а другого, также почти не оставив улик, повесили, и почему Мейснера убила женщина в черном платье, и почему инженер Бутюгин был убит вскоре после того, как покинул «Альпийскую розу». Чья-то рука умело подсовывает нам Вильгельмину Александровну Цалле. Пусть пока нет прямых доказательств, но есть предпосылки для того, чтобы она не могла больше оставаться в Москве. Но, сдается мне, будут и доказательства, возможно, что они уже где-то есть, просто мы о них еще не узнали. А со стороны все выглядит так, будто Вильгельмина Александровна зарвалась, забыла об осторожности и наломала дров. Нельзя же открыто признаваться в том, что ради интересов ведомства вредил своим же. За такое по головке не погладят и медальку не дадут. А вот выставить дураками, но самому при этом остаться в стороне – милое дело. Устроить полнейшую дискредитацию германской военной разведки как перед русской контрразведкой, так и перед самим кайзером и умыть руки – это так по-дипломатически! Unsere braven Dummk"opfe! Оцените масштаб замысла и его смелость! Оцените и восхититесь! Я восхищаюсь, хоть мне по долгу службы и не положено восхищаться врагами.

– Кто же? – выдохнула Вера.

– А вот этого я, к величайшему моему сожалению, не знаю, – развел руками штабс-ротмистр. – Кабы знал, уже звездочки с погон слетели бы[63]. Наш агент в Берлине сообщил, что резидент министерства иностранных дел имеет агентурную кличку Фалтер и глубоко законспирирован. Неизвестно даже, кто он такой – немец, живущий в России, или же завербованный русский. Или, скажем, татарин или еврей.

– Фалтер? – переспросила Вера. – Никогда не слышала такой фамилии…

– Это кличка. В переводе с английского означает «нерешительный», – подсказал Немысский. – Агентурные клички чаще всего берутся наугад, лишь бы что, но иногда в них прослеживается своеобразная ирония. Хорош Нерешительный, не так ли?

– Хорош, – признала Вера, переняв от штабс-ротмистра толику восхищения врагом. – А что нам до борьбы германских разведок? Пусть себе борются на здоровье, ослабляют друг друга…

Сказала и тут же сообразила, что лучше было бы промолчать, чем говорить глупости, но Немысский уже пустился в объяснения:

– Так нельзя. Пусть они в Берлине борются, сколько им заблагорассудится, а нарушать порядок у нас мы не позволим. Тем более – убивать! Это во-первых. А во-вторых, от подобной борьбы обе германские разведки не ослабнут, а только усилятся. Раскинут свои сети шире прежнего, больше агентов навербуют. Доказано же, что конкуренция способствует скорейшему развитию. Нет, нас такое положение вещей не устраивает, и мы до этого Фалтера доберемся. Непременно…

Говоря это, Немысский нахмурился, сверкнул глазами и выглядел настолько мужественно и победительно, что Вера почувствовала внутри сладостное томление, по какому поводу немедленно устыдилась и покраснела.

– И Вильгельмине Александровне, пожалуй, пора убираться обратно в Германию, – продолжал штабс-ротмистр, делая вид, что не замечает Вериного смущения. – Если ее присутствие в Москве вызывает такое… гм… беспокойство, то ей здесь делать нечего. И вообще, я получил из Петербурга недвусмысленные указания. Насколько я понимаю, немцы устроили какую-то крупную пакость нашей разведке и теперь у меня совершенно развязаны руки. Василий Андреевич так и приказал, твори, мол, возмездие. Вы же представляете все тонкости нашего дела – знаешь резидента, а тронуть его остерегаешься, как бы от того нашему резиденту за границей хлопот не вышло. Но времена понемногу меняются, скоро всем будет не до реверансов и книксенов, помяните мое слово… Что же касается нынешних дел, то вас я попрошу больше в «Альпийской розе» не появляться и вообще не общаться с Вильгельминой Александровной. Скажитесь…

– Почему вдруг? – Вера не могла поверить своим ушам. – Вы не оговорились, Георгий Аристархович? Разве вам больше не надо знать, что творится в «Альпийской розе»? В такой ответственный момент?

– Момент и впрямь ответственный, – согласился Немысский. – Поэтому вас необходимо срочно вывести из игры. Мало ли что придет в голову Фалтеру? Вы же как-никак, сугубо формально, тоже считаетесь агентом Вильгельмины Александровны, сотрудницей германской разведки. Мне лично не хотелось бы, чтобы вы стали следующей фигурой, которая будет пожертвована в этой партии…

За сравнение ее с какой-то шахматной фигурой Немысский заслуживал хорошей шпильки, но слова «мне лично не хотелось бы» он произнес с таким выражением, так искренне, что Вера простила ему эту нечаянную оплошность.