Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам

А в Москве новоизбранный «король поэтов» Игорь Северянин начал пожинать плоды своего увенчания почётной короной. Фёдор Долидзе выпустил книгу стихов, озаглавленную «Поэзоконцерт». В неё вошли сочинения Северянина и стихи ещё шести «эгофутуристов». Обложку украшала фотография «короля» с его автографом и фразой: «Король поэтов Игорь Северянин». Альманах открывался стихами:

«Отныне плащ мой фиолетов,

Берета бархат в серебре:

Я избран королём поэтов

На зависть нудной мошкаре».

Маяковский, надо полагать, на эти стихи обиделся, и его перестал интересовать титул «короля». На какое-то время, во всяком случае. Когда в марте он дарил молодому музыканту и композитору Сергею Прокофьеву свою поэму «Война и мир», то сопроводил её дарственной надписью:

«Председателю земного шара от секции музыки – председатель земного шара от секции поэзии. Прокофьеву – Маяковский».

Поэт Георгий Владимирович Иванов, обожавший Игоря Северянина, в своих воспоминаниях («Петербургские зимы») описал тогдашний триумф «короля»:

«Громадный зал городской Думы, не вмещающий всех желающих попасть не его „поэзо-вечера“. Тысячи поклонниц, цветы, автомобили, шампанское. Это была настоящая, несколько актёрская, пожалуй, слава».

9 марта на один из таких поэзоконцертов Северянина, проходивший в Политехническом музее, пришёл и его главный конкурент. Газета «Мысль» через два дня написала:

«Не обошлось без инцидентов. Во время объявленного антракта футурист Маяковский пытался декламировать свои „произведения“, но под громкий свист публики принуждён был покинуть эстраду».

А выступления Бурлюка, Гольцшмидта, Каменского и Маяковского в «Кафе поэтов» и «Питтореске» продолжались. О них написал Илья Эренбург в эсеровской газете «Понедельник власти народа»:

«Они всюду… На пёстром вокзале, именуемом „Кафе Питтореск“… футуристы провозглашают свои лозунги:

– Да здравствует хозяин кафе Филиппов! Да здравствует революционное искусство!

В маленьком нелепом подвале, перед кроткими спекулянтами, заплатившими немало за сладость быть обруганными, и для возбуждения их аппетита футурист поёт:

Ешь ананасы, рябчиков жуй,

день твой последний приходит, буржуй!

Принят большевизм – но эта подделка преображения мира не заставит нас отказаться от веры в возможность иной правды на земле. Выйдя из футуристического кабака, мы не окунёмся с радостью в тёпленькую ванну нашей поэзии, а ещё острее возжаждем горняго ключа, подлинного рождества нашего искусства…

Футуризм банален, как буржуазия, от него несёт запахом духов».

Бурлюк и его команда на подобные статьи не обижались. И продолжали своё футуристическое дело.

Юрий Анненков вспоминал:

«Кафе „Питтореск“. Есенин читал стихи. Маяковский поднялся со стула и сказал:

– Какие же это стихи, Сергей? Рифма ребячья. Ты вот мою послушай:

По волнам играя, носится

С миноносцем миноносица…

Вдруг прожектор, вздев на нос очки,

Впился в спину миноносочки…

И чего это несносен нам

Мир в семействе миноносином?

– Понял? – обратился Маяковский к Есенину.

– Понял, – ответил тот, – здорово, ловко, браво!

И тотчас, без предисловий, прочёл, почти пропел, о собаке. Одобрение зала было триумфальным».