Читаем Главная улица полностью

В городе только и говорили, что о его приветливости, о его анекдотах, о его памяти на имена, о его костюмах, о его рыболовных мушках и о его щедрости. Он дал сто долларов католическому священнику, отцу Клабоку, и сто — баптистскому пастору Зиттерелу на дело американизации.

В галантерейном магазине Кэрол слышала, как портной Нэт Хикс, захлебываясь, рассказывал:

— Вот здорово наш Перси отделал этого типа Бьернстама, который постоянно дерет глотку. Мы надеялись, что, женившись, он остепенится, но, видно, такие люди, воображающие, что они знают все, никогда не меняются. Ну вот «Красному шведу» и досталось поделом. Он имел наглость подойти в аптеке Дэйва Дайера к Перси и сказать ему: «Мне всегда хотелось взглянуть на человека, заслуживающего, чтобы ему платили миллион долларов в год», — а Перси тут же и ответил ему: «Вот как? А я хотел бы найти метельщика, заслуживающего, чтобы я платил ему четыре доллара в день. Не хотите ли взять эту работу, друг мой?» Ха-ха-ха! Ну, вы знаете, Бьернстам за словом в карман не лезет, но тут и он растерялся и не знал, что сказать. Он попробовал вывернуться и начал о том, какой это дрянной городишко, но Перси и тут сейчас же осадил его: «Если вам не нравится наша страна, вы бы лучше уехали назад в Германию, где ваше настоящее место!» Вы можете себе представить, как мы хохотали над Бьернстамом! О, Перси у нас молодец!

V

Брэзнаган одолжил у Джексона Элдера автомобиль. Он остановился против дома Кенникота и крикнул Кэрол, качавшей на крылечке Хью:

— Поедем кататься!

Ей захотелось оборвать его:

— Благодарю, но я занята своими материнскими обязанностями.

— Возьмите парнишку с собой! Возьмите его с собой!

Брэзнаган уже вылез из автомобиля и шел по дорожке. Самолюбие Кэрол смолкло, и она почти не сопротивлялась.

Хью она с собой не взяла.

Первую милю Брэзнаган молчал, но смотрел на Кэрол так, будто хотел дать ей понять, что читает каждую ее мысль. Она заметила, как широка его грудь.

— Красивые здесь поля, — сказал он.

— Вы вправду их любите? Ведь они не приносят прибыли!

Он усмехнулся.

— Деточка, такой разговор вам не поможет. Я вас отлично понимаю. Вы считаете меня большим притворщиком. Может быть, это и верно. Но и вы, девочка, такая же, и настолько хорошенькая притворщица, что я стал бы ухаживать за вами, если бы не боялся, что вы угостите меня пощечиной!

— Мистер Брэзнаган, вы разговариваете так и с подругами вашей жены? И вы называете всех их «деточками»?

— По правде сказать, да! И я добиваюсь того, что это им нравится. Один — ноль в мою пользу!

Он засмеялся, но менее непринужденно и внимательно посмотрел на спидометр.

Через минуту он осторожно начал:

— Великолепный малый ваш Уил Кенникот! Наши сельские врачи делают великое дело. Я как-то говорил в Вашингтоне с одним научным китом, профессором медицинского института Джонса Гопкинса, и он сказал, что никто не оценил еще по достоинству роль таких врачей и помощь, которую они оказывают населению. Наши специалисты, молодые ученые, зарылись в свои лаборатории и так самоуверенны, что забывают о больном. Если не считать редких болезней, которыми ни один порядочный человек и болеть-то не станет, сельский врач успешно заботится о здоровом духе и теле общины. И, должен сказать, Уил — один из самых ревностных и просвещенных провинциальных врачей, каких я когда-либо встречал. А?

— Я в этом уверена. Он служит реальным потребностям людей.

— Как, как? Гм, да! Что бы это ни значило, я с вами согласен. Скажите, детка, если я не ошибаюсь, вы не слишком влюблены в Гофер-Прери?

— Нисколько.

— Вы делаете грубую ошибку. Большие города ровно ничего не стоят. Можете мне поверить. Это, в общем, хороший городок. Вам повезло, что вы попали сюда. Я и сам был бы рад здесь остаться!

— Прекрасно. Что же вам мешает?

— Что? Боже мой… да разве я могу бросить дела?

— Вы не обязаны жить здесь, а я обязана. Вот я и стремлюсь к перемене… Знаете, ведь вы, выдающиеся люди, причиняете много зла тем, что расхваливаете ваши родные городки и штаты. Вы хвалите «туземцев» за то, что они не меняют уклада жизни. Они ссылаются на вас и уверены, что живут в раю, и как… — она сжала кулак, — как это невероятно скучно!

— Допустим, вы правы. Но все-таки нужно ли метать такие громы на безобидный маленький городок? Это нехорошо.

— Я же говорю вам, что он скучен. Смертельно скучен!

— А жители не жалуются на скуку. Такие парочки, как Хэйдоки, отлично проводят время: карты, танцы…

— Нет! Им тоже скучно. Скучно почти всем. Внутренняя пустота, дурные манеры, злобные сплетни. Я ненавижу все это.

— Да, все это… Все это действительно здесь есть. Но то же самое и в Бостоне и где угодно! Недостатки, которые вы находите в вашем городе, присущи человеческой природе и не меняются.

— Возможно. Но в каком-нибудь Бостоне все праведные Кэрол (допустим, что я безгрешна!) могут найти друг друга и веселиться вместе. Здесь же… я одна в этой стоячей луже… если только ее спокойствие не возмутит великий мистер Брэзнаган!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное