Главное доказательство

– А в камеру тебя, Юрик, определят по подозрению в совершении убийства, – добавляю я, не давая Богомолову сказать и выводя на экран компьютера чистый бланк явки с повинной. – И учти при этом, что камеры – они разные бывают. В иной контингент относительно приличный, а в иной такие соседи попадутся, что даже холодный карцер по сравнению с ней раем покажется. Но, пока тебя в карцер переведут, столько времени утечет. Поэтому, если ты в этом кабинете будешь плохо себя вести, то мы тебе и камеру соответствующую подберем. Для нехороших мальчиков. Сто раз потом пожалеешь, что за дураков нас держал.

– Я не понимаю – какого убийства?!

Удивление Богомолов изображает настолько натурально, что даже собственному папаше запросто может дать сто очков вперед. Вот и говори после этого, что на детях талантливых людей природа отдыхает.

– А на тебе так много убийств висит, что ты желал бы уточнить, о каком конкретно тебя сейчас спрашивают? – язвительно интересуется Платонов. – Дабы ненароком не перепутать и лишнего не сболтнуть?

– Да вы что?! Я никого не убивал!

– Речь идет об убийстве Алексея Викторовича Глебова, который проживал на одной лестничной площадке с твоим отцом. Убийство это было совершено вечером третьего сентября, – поясняю я. – Или ты хочешь сказать, что ничего о нем не слышал?

– Почему не слышал? Мне отец рассказал, что соседа у него убили. Но почему вы думаете, что это сделал я? Я же как раз в тот день на работе был, на сутках. Вы можете это легко проверить, и.

– Юра, тебе же только что сказали, что, если два уважаемых человека тратят на тебя свой законный выходной день, то уж, наверное, не с бухты-барахты. Представь себе, уже проверили! И потому нам отлично известно, что алиби у тебя – липовое. Это ты своему начальству можешь мозги пудрить, что в тот день добросовестно работал и офис не покидал. И даже записи в журнале дежурств делать о том, что якобы какой-то обход в десять часов вечера совершал. Да не было тебя в это время в офисе! Неужели ты думаешь, что твой фокус с якобы забытым наверху пропуском сработал? Ошибаешься! Вахтера Геращенко мы уже допросили, и он прекрасно помнит, как и во сколько ты в тот вечер с работы уходил. И во сколько вернулся. Как, говоришь, «Зенит» с «Торпедо» тогда сыграли – по нулям?…

При этих словах Богомолов опускает взгляд в пол. Еще бы! Понял, что его отнюдь не «на пушку» берут. Теперь еще немножечко надавить, и все – клиент готов.

– Или ты полагаешь, что в квартиру отца незамеченным прошел? Наивный ты человек, Юрик! Дом-то большой и старый, так что там чуть ли не в каждой квартире – по пенсионеру! А для большинства пенсионеров окно – это большой телевизор, у которого они зачастую весь день просиживают. А то и ночь, если во дворе фонари горят. И тебя прекрасно кое-кто видел – как раз в тот вечер. Кроме того, соседка твоего отца по лестничной клетке на почве одиночества головой немного повернутая, и ее оч-чень интересует, кто у них на лестничной площадке и к кому ходит?! Так интересует, что она около дверей специальную табуреточку держит – высокую такую, как в барах, возле стоек. Видел ее, наверное, в коридоре?… А держит она ее там, чтобы в дверной глазок можно было сидя наблюдать. И иной раз старушка на этой табуретке чуть не целый день проводит. Так вот: она тоже тебя в тот вечер видела. И не только видела, но и узнала. Дальше мне продолжать, или все же ты сам начнешь говорить?!

Про соседку, как вы понимаете, я наплел. Не совсем, конечно. Таковая действительно существовала, только совсем в другом деле, и давно – лет десять назад, когда я еще в Московском РУВД служил. Мы тогда тоже по убийству работали и при опросе жильцов на эту старушку с первого этажа и вышли. Бабулька была так рада хоть с кем-то вживую пообщаться, что битых два часа держала нас в своей комнате. Наплела, разумеется, с три короба, но именно через ее показания удалось выйти на преступника. Кстати, для своих наблюдений старушенция не табуретку использовала, а стремянку, которую сосед в коридоре держал. Знаете, есть такие низкие стремяноч-ки – с метр высотой? Вот на ней и просиживала. Даже специальную подушечку сшила, чтобы не так жестко было.

И пусть простит меня Любовь Григорьевна, которой сейчас ой как должно икаться, но про необходимость уметь блефовать уже не раз говорилось.

По реакции Богомолова я понимаю, что он вот-вот «поплывет». Платонов это тоже видит и тут же выступает «вторым фронтом»:

– Юра, ты хоть понимаешь, насколько серьезно влип? У тебя сейчас только один шанс – самому во всем признаться. И, если ты будешь себя хорошо вести, то мы дадим тебе возможность написать явку с повинной. Суд это учтет – можешь мне поверить.

Парень, не отрывая глаз от пола, отчаянно трясет головой.

– Я. Да, я тогда. Ну, в общем, я в тот день с работы и вправду уезжал. Ненадолго… У отца на квартире был. Но я никого не убивал – это правда! Я ведь не один был.

– Да? А с кем же?

– Ну, как. Это. С девушкой.

– Да что ты говоришь?