Елена Чайковская
«Спорт – достаточно объективная вещь в отличие от искусства»
Бог меня направляет, все мои решения как будто бы кто-то шепчет.
Вот и родителям, наверное, нашептал. Отец отвел меня на Стадион юных пионеров: рядом с ним Театр имени Моссовета построил дом, где мы получили комнату. У меня был туберкулез, и родителям сказали: «Чтобы вылечиться, надо на открытом воздухе покататься». Так я и попала в фигурное катание.Ни в каком другом виде спорта, кроме фигурного катания, я не могла бы существовать.
Просто физическая сила и прорыв – это совершенно не мое, а в фигурном катании творили и открывали артиста внутри каждого спортсмена.Мои первые победы были для меня чем-то необыкновенным.
Газета «Советский спорт», тогда одна из самых главных, любимых и уважаемых, вся была в моих фотографиях. «Комсомолка» – тоже. Весь Театр имени Моссовета, где играли родители, гордился мной, говорили: «Это наша Ленка! Мы ее воспитали». Это был триумф!Я испытывала сумасшедшую гордость и счастье, когда первый раз выиграла чемпионат Советского Союза, а потом международные соревнования в Москве.
В тот год как раз открылся Дворец спорта и в кино перед каждым сеансом был выпуск «Новостей» и в конце всегда спорт. И вот я раз пятьдесят ходила в кинотеатр, потому что меня там показывали: как я каталась, садилась расшнуровывать ботинки, и все это крупным планом. Я смотрела на всех в зале и думала: «Как же они меня не узнают?! Это же я!»Чемпиона видно всегда: уже в четырехлетнем ребенке сразу чувствуются стержень, характер.
Тренер должен искать лидера. Из моих такими были Людмила Пахомова и Владимир Котин.Задача тренера – поддержать спортсмена, когда у него что-то не получается.
Нельзя позволить развиться комплексу, что он чего-то не может. Нужно помогать, учить, но при этом существовать как бы на втором плане, показывая, что этого он достиг сам. Меня это не обижало: напротив, это очень хорошо.Я была самым молодым заслуженным тренером Советского Союза: мне это звание присвоили в 29 лет,
когда Пахомова с Горшковым стали вторыми в мире. А в 1976 году танцы на льду вошли в олимпийские виды спорта, и мы стали первыми олимпийскими чемпионами. Это были великая победа и великое счастье. Но, когда это произошло, я вообще исчезла, чтобы не видели, что я со слезой в глазу. Потом это стала скрывать моя всем известная шапка. В эти минуты ты уже абсолютно опустошен. Ощущение радости приходит потом.Не люблю простоту во всем – в общении, жизни,
простоту как некий примитив. Я сразу вежливо отхожу. Если мне попался такой спортсмен и он талантлив, пытаюсь прибавить ему хоть какой-то интеллигентности.У меня очень мало друзей. Подруг вообще никогда не было.
И все друзья со стажем, кроме Коли Цискаридзе. Очень дорожу ими, трепетно отношусь ко всем их проявлениям, но не надоедаю, и они не надоедают. У нас есть единство духа, тепло душ, схожее понимание жизни, того, что можно и что нельзя. Это настоящая дружба.Я единственная из тренеров, кто не уехал из страны в 1990-е годы, когда здесь все разрушилось.
У нас человек 400 лучших людей из фигурного катания уехали, а я одна осталась в Москве. И я билась, ходила на поклон, а увидев по телевизору богатых людей, говорила: «Помогите». И помогали. Один замечательный бизнесмен подхватил нас в самый трудный момент, дал всем зарплату, снимал лед на свои деньги, посылал за границу.Мечта должна быть реальной.
Если я знаю, что что-то не мое, никогда этим не буду заниматься. А когда речь идет о работе, о моей жизни, если хотите, то я обязана воплотить свои планы и свои мечты в жизнь.